— Пусть он беден, пусть за ним следует всего лишь один оруженосец, но этот человек благороден и, в отличие от тебя, наверняка, имеет представление о хороших манерах.
— Княжна, раскрой глаза пошире! За твоим благородным рыцарем и его оруженосцем прет целая толпа народу в волчьих шкурах. Это те же самые разбойники, что напали на тебя. Они здесь все заодно.
— Нет! — Аделаида упрямо мотнула головой. — Они просто ослеплены его славой и могуществом. Они благоразумно встали на сторону сильнейшего, рассчитывают в дальнейшем на его милость и прощение.
О, Боже! Девчонка явно переслушала придворных трубадуров. Бурцев встряхнул ее за плечи.
— Опомнись, княжна!
— Оставь меня, мужлан. И беги, спасайся, пока тебя самого не настигла справедливая кара.
— Э, нет, — он покачал головой. — Мы в ответе за тех, кого приручаем. Не слыхала о таком?
— Я тебя приручать не собиралась, неотесанный русич.
Вот блин! Непредсказуемая логика княжны способна порой вызывать искреннее умиление. Но только не сейчас, когда в нескольких шагах идет такая рубиловка.
— Вообще-то я имел в виду другое, Аделаида. Это я в ответе за тебя, как за…
— Прирученную собачку?!
Оба-на! Щеку Бурцева обожгло пламя.
— Или корову?!
Еще одна хлесткая пощечина.
— Или козочку?!
Нет, это уже слишком! Не следует так часто повторять один и тот же прием. Тем более, что неошпаренных щек у Вацлава-Василия уже не осталось, а христианским долготерпением он не отличался с детства. Бурцев перехватил руку княжны на третьем замахе. «Пойдешь, княжна, со мной, пойдешь как миленькая!» Больше он ее отпускать не намерен! Раз уж навязалась на его голову!..
— А ну-ка, хватит бодаться, козочка ты наша. Породистая!
Бурцев выдернул из кармана и — щелк-щелк — нацепил на запястья девушки наручники. «Нежность», — так их назвали в свое время шутники-разработчики.
— Это что, кандалы?! — удивленно охнула княжна, не веря в случившееся. — Ты надел на дочь князя кандалы? Да как ты сме…
Не договорила — Бурцев бесцеремонно подхватил ее, перекинул через плечо. И, не обращая внимания на яростные взбрыкивания, потащил к гнедой лошадке.
— Пусти-и-и!
Не пустил. Бросил лицом вниз на лошадиный хребет.
— Пш-ла! — самому пришлось запрыгивать, удерживая повод, княжну и самодельное седло-попону, почти на скаку. К счастью, сложнейший трюк джигитовки завершился благополучно.
Девушка вскрикнула от боли и возмущения, когда Бурцев одной ногой прижал к лошадиному боку ее волосы, а другой — развевающиеся ошметки подола. Так надо, подруга. Не дай бог зацепиться сейчас за ветку — сорвет обоих.
Он поддал гнедую пятками. Княжну хорошенько тряхнуло. Дыхание у Аделаиды сбилось, полячка, наконец, замолчала, перестала дергаться. Крики сменились стонами. Теперь девушка уже сама цеплялась за мохнатую попону.
Бурцев оглянулся. Успел увидеть, как длинный рыцарский меч срубил голову предводителю «тартар»: шлем полетел в одну сторону, устрашающая саблезубая маска — в другую. Мелькнул в воздухе раззявленный рот отсеченный головы. У кувыркавшейся головы не хватало левого уха.
Потом сражающиеся скрылись из виду.
Глава 18
— Сдается мне, за тобой идет нешуточная охота, Аделаида. Важная, видать, ты персона. Ребята в масках, что вырубили весь обоз, тебя почему-то оставили в живых. Лесные лучники тоже только коня завалили. Рыцарю этому усатому опять-таки ты зачем-то понадобилась. Я ведь слышал…
Бурцев присел перед девушкой в наручниках. После долгой скачки ныли ноги, а Аделаиде, которая проделала весь путь, свесившись с лошадиного крупа, наверное, приходилось и вовсе несладко. Вчерашняя тряска в повозке теперь должна казаться ей приятной прогулкой.
Полячка привалилась спиной к мшистому стволу раскидистого дуба. Сидела на сброшенных с лошади шкурах-попонах и усердно дулась. На княжну благородных кровей эта чумазая оборвашка с хвоей и трухой в грязных волосах, походила мало. Но подбородок держала по-прежнему высоко, а лицо воротила от обидчика так, что, казалось, вот-вот хрустнут шейные позвонки. Не желаю, мол, тебя видеть и слышать. Значит, фамильярничать сейчас не стоит. Нужно, по возможности, соблюдать этикет, туды ж его за ногу… Или хотя бы элементарную вежливость.
— Извини за грубость, Аделаида, но такой уж ты человек и такой я — иначе тебя из беды было не вытащить.
Полячка передернула плечиками. Никто тебя и не просил меня вытаскивать, — очевидно, означало это телодвижение.
— Княжна, а давай будем общаться не на языке жестов.
Ноль эмоций. Дает понять, что не станет говорить в наручниках. Хорошо, хоть адвоката не требует. Бурцев вздохнул. Попробовал еще раз завязать разговор.
— Ты вообще-то меня слышишь, или как?
Аделаида лишь крепче сжала губки. Глаза, по-прежнему отведенные в сторону, повлажнели. Только бы снова не разревелась!