Тевтонцы против призраков (СИ)

========== Часть 1 ==========

Комтур замка по хозчасти мурлыкал песенку и потирал руки. Такой узник ему ещё не попадался. Конрад толкнул чугунную дверь, петли взвизгнули. Надо прислать Вилли, чтобы смазал; но после, после. Из щели рванулся холод, пламя факела отпрянуло, чуть не погасло. Это наверху парит август 1410 года, а под громадой Мариенбурга до костей пробирает сырость.

Охрана осталась за длинным коридором и внешними воротами, чтобы никто не подслушал щекотливый разговор. Может, зря? Вдруг этот тип что-нибудь выкинет? Комтур погладил рукоять кинжала.

Со стены подвала смотрела Дева Мария, настолько непорочная и гневная, что хотелось пасть ниц и во всём признаться. Перед образом молилась босая девушка в холщовой рубахе. Чем она нацарапала рисунок? Ложкой, что ли? Вот же талантливая тварь.

Конрад согнулся перед притолокой, прикрыл за собой дверь. Он откашлялся и обратился к заключённой:

– Генрих, ты как отличный литовский клинок: и себе не возьмёшь, потому что с поганым солнцем на рукояти, и выкинуть жалко. Ну отчего бы тебе не родиться мужчиной?

Девушка вскочила, развернулась молниеносным движением фехтовальщика. Глаза пронизывают, цвета озера перед грозой. Фигурка, как из стали отлитая, на ней словно не роба, а белый доспех. Осанка дворянина. Короткий кивок в знак приветствия, полная готовность к любому решению.

Конрад ещё раз потёр руки. Когда объявляешь приговор, лица так забавно вытягиваются: кто-то отклячивает губу, кто-то валится на колени. Ну, подломится наш «железный Генрих»?

– Ты обманом проникла в Орден, – веско начал комтур. – Ты глумилась над священными словами клятвы, поганила её своим бабьим ртом. Я выбрал колесование. Будешь долго наслаждаться хрустом собственных костей перед тем, как сдохнуть.

Широкие скулы даже не дрогнули. Идеальная выправка, решительное спокойствие. Именно так должен брат Тевтонского ордена встречать смерть.

Конрад глянул на своё латное наплечье: по стали бежал узор из козлиных голов, скрученных кукишей и крестов – оберег в бою. Травление ртутью, мало кто из мастеров Толедо так умеет, а Генрих сделал… А, дьявол, он же не Генрих. Грета.

Этот человек четыре года скрывал свою суть. Ел вместе с братьями, спал в общей комнате, тренировался, участвовал в походах – и никто не догадался, ЧТО под рубашкой. Всё выяснилось только четыре дня назад, когда с него содрали одежду, чтобы высечь. Пятьсот ударов – мягкое наказание за двухнедельную отлучку. Солдат стряхнул воду с палки, примерился, а там… Кое-чего не хватает.

Больше тут оставаться не стоит: приговор объявлен, палач готовит колесо. Через час прикрутит бедолаге макушку к пяткам, возьмёт железный прут и примется дробить кости.

Ещё надо подобрать людей, Великий Магистр просил отправить письмо сегодня же. Кого послать? Кто проберётся мимо поляков, кому можно доверить четыреста тысяч дукатов?

Сложно, сложно без верного помощника. Казнить его – словно правую руку отсечь.

Да, мой преданный, умный, стойкий Мастер по доспеху. Кто сумел найти старый план замка, отыскать слуховые окна и тайные ходы? Генрих. Кто принёс свиток с делишками всей верхушки Ордена, вплоть до Магистра? Опять же Генрих. У великого комтура в Масляной башне живет подружка, секретарь балуется алхимией, а казначей запирает свои покои и трескает сало в пост.

О, теперь у Конрада были ключи от любых дверей, стать главным в Мариенбурге не составит труда. И всё благодаря одному толковому парню… То есть не парню.

Конечно, Грету следует казнить за обман. Но иногда попадается вещь настолько совершенная, что просто рука не поднимается бросить её в печь. Возможно, именно этот человек смог бы исполнить поручение Великого Магистра…

Не будь он женщиной. Которую сегодня колесуют.

Конрад прошёлся взад-вперёд, остановился и поглядел в серые глаза:

– Поговаривают, ты знаешь тайные ходы под стенами. Это так?

Грета молчала. Сосредоточенное, точёное лицо, широкие скулы.

– Хочешь, чтобы я тебя пытал? Хм, это моё любимое занятие. Могу растянуть на неделю, ты сама видела.

Грета молчала.

– Ладно, – сдался Конрад, – расскажи, зачем ты пришла в Орден: смущать братьев, попирать Устав, издеваться над законами, данными Господом?

– Нет, – нахмурилась Грета. Скулы стали резче от гнева, пламя факела не просто отражалось в зрачках – оно готово было полыхнуть и сжечь дотла даже сырые кирпичи.

Наконец, хоть какая-то эмоция! А то кажется, будто эта девушка сделана из гранита.

– Я должна была. Чудо, из-за него всё.

– Какое чудо?

– Отец всегда мечтал, – начала она звонко, – чтобы его сын вступил в Тевтонский орден. Как только родился мой старший брат, Генрих, семья начала собирать рекомендательные письма, выправлять бумаги о родословной.

Бум! От мощного удара с потолка посыпался песок. Даже здесь, в подземелье, грохотали ядра – поляки снова обстреливали осаждённый замок из пушек. Хоть пороховой вони не слышно, и то хорошо.