Тэза с нашего двора

— Кто сказал, что нас тут должны встречать с поцелуями и объятиями?.. Мы — обычные эмигранты, позолоченные словечком «репатрианты», а это значит: мы наступаем на пятки коренным израильтянам, соглашаемся работать за минимальную зарплату, занимаем рабочие места, создаём конкуренцию, и к тому же, получаем разные привилегии, которые раздражают аборигенов. При этом мы ещё постоянно их критикуем и пытаемся учить жить по-нашему.

Борис продолжал публиковать свои статьи в русских газетах, которые их с удовольствием принимали, поскольку он никогда не скандалил из-за отсутствия гонораров. В этих статьях он анализировал ситуацию в стране, комментировал её, делал социологические прогнозы. Постепенно публикации стали популярны, читатели ждали их, газеты раскупались, их тиражи увеличивались, многие его статьи перепечатывали издания, выходящие на иврите — гонорары Бориса постепенно росли, и их уже можно было видеть без микроскопа.

После неудачного штурма университета, Алик Розин решил больше никуда не поступать, и стал искать какую-нибудь работу. В оперном театре требовались рабочие сцены, и его туда взяли. Работа ему понравилась: рабочие были, в основном, молодые ребята, с которыми он очень быстро подружился, плюс пьянящий запах кулис, плюс балерины из кордебалета, охотно откликающиеся на его заигрывания… Кроме того, театр имел статус Академического, поэтому и зарплаты были выше, чем в других театрах. Словом, это была очень неплохая работа, но и здесь ему не удалось долго продержаться.

Первый скандал возник после торжественного собрания, посвященному празднику Октябрьской революции. Зал был полон: актёры, танцоры, балерины, работники всех цехов и многочисленные гости. В президиуме, на сцене, за длинным столом, накрытым красным сукном, сидели директор, главный режиссёр и главный балетмейстер, несколько народных артистов, председатели партийного и профсоюзного комитетов и самые почётные гости: члены Центрального комитета партии, обкома, горкома и райкома.

Как полагалось, директор открыл собрание и предоставил слово парторгу, который стал читать доклад, отредактированный и завизированный этими же почётными гостями, доклад тягучий, тяжеловесный и невыносимо скучный. Давно отлитые и заштампованные фразы, как маленькие бетонные блоки, вываливались у него изо рта и падали в зал, напоминая о необходимости аплодисментов, и зал верноподданно аплодировал. Стол стал ещё краснее от стыда, а Алик не выдержал. Находясь за кулисами, он незаметно включил рубильник, который давал движение сценическому кругу, быстро нырнул под сцену и спрятался среди декораций. А круг, вращаясь, увёз за кулисы и стол, за которым сидел президиум, и докладчика, который именно этот момент рассказывал, как мы движемся вперёд. Зрительный зал несколько секунд находился в шоковом состоянии, а потом стал хохотать. Был дикий скандал, велось расследование. Конечно, подозрение пало на рабочих сцены, но прямых доказательств не было, поэтому всё спустили на тормозах, свалив на неисправность электромеханизма.

Через месяц после этого происшествия в театре состоялась премьера оперы «Царская невеста». Для сцены выхода царя требовалась большая массовка. Всем рабочим предложили подработать по пять рублей за участие в этой сцене. В то время за пять рублей можно было купить бутылку коньяка, поэтому Алик охотно согласился. Его нарядили в костюм гусляра и показали место позади трона, где должны находиться он и его сотоварищи-гусляры.

Всё бы прошло хорошо, но в предвкушении дополнительных заработков, Алик пригласил своего друга и двух девушек в ресторан, лёг поздно, не выспался. Когда перед выходом царя все придворные, в том числе и гусляры, высыпали на сцену, Алик увидел пустой трон. Музыка убаюкивала, царя ещё не было, поэтому он незаметно присел на трон и задремал. Вышел царь, запел свою арию, после которой он должен был сесть на своё царское место, но трон был занят дремлющим Аликом. Царь запел и, проходя мимо трона, незаметно толкнул Алика, но тот не отреагировал. Царь толкнул его посильней — никакого результата. Ария заканчивалась, самозванец всё ещё сидел на троне. Тогда, разозлившись, царь дал ему такого пинка, что Алик свалился с трона и, всё ещё в полусне, отвесил повелителю оплеуху. Царь двинул его кулаком. Алик бросился на обидчика, завязалась драка. Пришлось дать занавес под аплодисменты зрителей, которым очень понравился такой неожиданный финал сцены. Даже какой-то критик назавтра написал, что это очень оригинальная трактовка: пробуждение народного гнева, созревание бунта. Но режиссёр был в ярости и потребовал «изгнать хулигана».

Алик пытался оправдаться, мол, я вошёл в образ, но режиссёр был неумолим: «Убирайтесь из образа и из театра!». И Алик был уволен.