Тезей

- Да, - ответила Фетида, потупившись.

- Верно, он какой-нибудь особенный, - принялась тормошить ее и Эвринома. - Надо же - столько времени выбирать!

- Особенный, как Аргус, - прыснула Эос, - только не многоглазый, а усыпанный членами... будто многоножка.

- И все богини готовы слететься к нему, - поддержала ее Эвринома, - как пчелы к цветкам..

- А ну вас, - отмахнулась Фетида.

- Нет, ты рассказывай, - не отступала Эос. - И когда же ты его углядела?

- Я играла с волнами моря и видела, как аргонавты отправлялись в Колхиду, - призналась Фетида.

- О мешок вселенной, набитый богами, - воскликнула Эос, - когда ж это было!.. И до сих пор... Он же так в старика успеет превратиться. Это ведь смертный? - уточнила она.

- Это Пелей, - вздохнула Фетида.

- Конечно, Пелею дарована долгая жизнь, - вставила свое Эвринома, тоже насмешливо.

- Ты еще скажи, что и к старому плугу можно приделать новую ручку... Вот что, подруга, - обратилась Эос к Фетиде, - сказано - сделано.

- И скорее. - Эвринома тоже советовала серьезно. - Пока твоя Гера не догадалась.

- Эта блюстительница нравов не поймет. - Эос метнула недовольный взгляд в сторону Геры. - Хотела бы я послушать, до каких небес она способна закатить скандал, когда с ее питомицей все совершиться.

Невероятно, Зевс никак не реагировал на крамольность и непристойность речей богинь. Внял им, и только. Еще и оттого, что сам владыка бессмертных, как и болтушки-богини, тоже поглядывал на землю. Сейчас взор его блуждал в окрестностях Спарты. Он приглядывал местечко в Лаконике. Ничего же не стоит богу ко многим своим занятиям, творимым одновременно, добавить еще одно. Хотя - даже богам, если специально не сосредотачиваться, трудно определить, какое из них наиважнейшее. В смысле самых дальних последствий. Порой же, и сосредоточившись, этого не угадаешь.

Кто бы мог, например, подумать, что Фетида на следующее утро начнет жаловаться Гере. Нет, не на подруг. Не надо думать о ней плохо. На свою судьбу пожалуется. Пускай, и для того, может быть, чтобы предупредить нежелательное развитие события. А может быть, вообще логика женщин, которая обязательно существует, непостижима и для них самих, поскольку и впрямь она выше какого-либо из известных способов анализа.

- Жалкие боги, - заявила Фетида Гере без всяких предисловий, - боятся силы своих же собственных сыновей; и несчастная я, кому не дано расстаться с невинностью... Невинность ведь, говорят, как цветок... Его, конечно, срывают, но ведь тогда, когда он еще красив...

Гера внимательно посмотрела на свою питомицу и... (хорошо бы в тот момент увидеть выражение лица Эос), помолчав, произнесла:

- Давно хотела тебе сказать, дочка, отлучилась бы ты ненадолго на землю и по дороге отдала бы этот цветок какому-нибудь смертному... Сделай ему такой подарок, вот и познаешь свое.

- Но... - попробовала остановиться Фетида и Геру остановить. - Но...

- Посмотри на землю, - продолжала Гера, - если девушка высокого рода в силу каких-то причин долго не выходит замуж и не хочет, будучи стыдливой, лишиться невинности в среде постоянного своего окружения, она опускается ниже, где у нее не может быть никаких обязательств, где ее никто не знает, и отдается какому-нибудь обыкновенному работнику. Хотя бы рабу. Как исполнителю ее воли. И возвращается обратно.

- И как же будущий муж? - живо заинтересовалась Фетида.

- Если тот, припоздав, все-таки случится? - уточнила Гера и ответила. Добавить ему приданого. Пусть довольствуется добавкой приданого.

Вот уж, действительно, женская логика и есть женская логика: Фетида Геру поняла.

Девический облик луны,

чужое пылание счастья.

Вокруг очертанья полны

дразнящей усталостью страсти

.

Тебя в ночь одевшийся бес,

который в ребро, обнаружит

и в омутах звездных небес,

мороча сознанье, закружит.

.

Эх, мне б на ногах устоять,

в разумное душу закутать.

Увы, бес сумеет опять

смутить, раздразнить и попутать.

Как эхом последнего дня,

вспьянит тебя жаждою в щей.

На свете, помимо меня,

есть истинно вечные вещи.

Полная луна, заливая пространство и гася своим ореолом ближние звезды, сама как бы тонула в этом светлом омуте и звала, тянула за собой. Послушный ее зову, Пелей шел по берегу Гемонийского залива, который гигантским изгибом выступал из моря в глубину холмистой равнины. Ноги Пелея легко и бесшумно ступали по укатанному морем и ветром песку, не поддающемуся ступне. За путешественником следовала четкая черная под ярким светом луны тень. Берег был абсолютно пустынным. И оттого, что спустилась ночь. И оттого, что мелководный залив не подходил для гавани. И, главное, оттого, что залив вообще считался местом, морскими божествами облюбованным, куда для смертного ходить опасно. Особенно во тьме. И тем паче в тот край залива, куда направлялся Пелей. Там на повороте, что делает берег, вздымались скалы. Там, за поворотом, - священная пещера Фетиды. А к пещере даже днем не двинулся бы ни один смертный, если, конечно, не повредился умом. А Пелей в ночь полнолуния шел именно сюда. Притяжение луны как раз и лишало его рассудка, снимая страх и чувство ответственности за собственные шаги.