Тезей

Друзья детства громко и охотно смеялись, не успевая порой толком объяснить спутникам своим, что их так разбирает, хотя и рассказывали в картинках некогда случившееся в пещере Хирона и в ее окрестностях. И - про Язона, этого знаменитого теперь водителя аргонавтов, который грохнулся на землю и беспомощно растянулся на ней, когда один из мальчиков, Перифой, подполз к юноше сзади, а другому, Тезею, оставалось только толкнуть его. Они и охотничью добычу, трех куропаток, у бедняги стащили.

- А помнишь медвежонка с занозой?.. А помнишь?

И снова взрыв хохота в два голоса. Остальные молодые люди не обижались, не будучи вовлеченными непосредственно в разговор. В сущности, речь шла о мужской дружбе. И это прекрасное и так заражало всех расположившихся вокруг костров под открытыми небесами.

- А помнишь, как ты вовлекал меня в заговор против богов? - спросил Перифоя Тезей.

- Помню, - нисколько не смутился Перифой.

Детский заговор против богов. Что это было, ни Тезей, ни Перифой пояснять не стали. Однако даже детям играть с богами опасно, и Герм на этот раз не удержался, спросил Тезея:

- И ты согласился?

- Нет, я увильнул, - рассмеялся владыка Акрополя, - остановились на Язоне.

- Правильно остановились, - одобрил Герм серьезно.

- Ох, уж эти боги, - проворчал Перифой, утратив веселость. - У-у, погрозил он небесам.

- Перифой, можно отвернуться от богов, если они от тебя отворачиваются, можно ничего не просить у бессмертных или любить кого-то одного из них... вмешался в беседу Мусей. - Но есть же какая-то высшая сила, есть какая-то неизъяснимая гармония, необъяснимая сущность, которая пронизывает все. Это можно почувствовать.

- И воспеть, - добавил Пилий.

- Не знаю, как там с гармониями, - произнес Перифой, улыбнувшись миролюбиво, но и чуть снисходительно. - А вот сила... У нас не такие города, как у вас. В наших городах деревья - не украшения, а братья, или родичи. Мы знаем силу леса, мы часть ее...

- Что это меняет, - возразил Мусей.

- А то, что мне братья еще и кентавры, - продолжал Перифой. - Они, конечно, как дети, не читают, не пишут, у них нет ваших знаний, но они к этой силе еще ближе. Я открыл, общаясь с ними, многое. А может быть, главное. Сила эта собирается, ищет выхода. И она вырвется и задаст нашим богам...

- Друзья мои, - встрепенулся Солоент, - как прекрасны детские шалости. Вернемся к ним...

И все облегченно рассмеялись.

Гулянье есть гулянье. Вино веселит. Прибавляет бесшабашности, и все-таки некоторое время невольная отчужденность по отношению к Перифою, то ли как к незваному гостю, то ли, как получилось, к незваному хозяину, у всех молодых людей, кроме Тезея, оставалось. Перифой был тут как не к месту между ними и афинским владыкой, как бы отстранял их от него.

Но это общее ощущение потонуло в гуле праздника. И правда, гулять так гулять.

Прощались Тезей с Перифоем у подъезда к Колону, со стороны Священной дороги. Вдвоем они миновали, скрывшись от глаз остальных своих спутников, три ряда лавров, винограда и маслин, посаженных в честь Аполлона, Диониса и Афины. По настоянию Перифоя они направились к Медному порогу, туда, где спускались в подземелье из каменной пещеры теряющиеся во тьме ступени прямо в перисподнюю. Так, по крайней мере, утверждали в Аттике. Если сильно захочешь, то так и будет, верили здесь.

Именно сюда, к Медному порогу, впервые покинув Акрополь после возвращения с Крита, приезжал горюющий о смерти своего земного отца и об утрате Ариадны Тезей с братом своим Поликарпом. Они были тогда тоже только вдвоем. И это совпадение тревожило афинского царя. Он почувствовал вдруг, что завершается еще один этап его жизни. И дальше, именно от Медного порога, начинается иной, столь же для него непредсказуемый, но чем-то или кем-то уже предрешенный.

Миновав насаждения, Тезей с Перифоем попали словно в иное пространство. Внизу лежала пустая котловина, а перед ними встал небольшой скалистый кряж со входом в темную, уходящую в земную глубь пещеру.

- Тезей, - с нотками торжественности в резковатом голосе приступил Перифой к исполнению своего намерения, - ты в детстве был умней меня, я и тогда восхищался тобой. Может быть, я с тех пор люблю тебя больше, чем ты меня...

- Ты мне и теперь как брат, - сказал Тезей.

- Хорошо, - согласился Перифой. - Я поплыву с тобой к амазонкам. Я готов преданно следовать за тобой повсюду. Давай все будем делать вместе, давай перебудоражим этот мир. Ты станешь предлагать деяния, а я изо всех сил помогать тебе их исполнять. Пусть о нас говорят люди и боги.

- Я действительно хочу кое-что сделать, - отвечал Тезей, - но я хочу сделать это не для себя, не для нас с тобой, а для людей...

Сейчас, как и в детстве бывало, в нем возникло невольное сопротивление затеям Перифоя. Настойчивая преданность и требовательная восхищенность друга достоинствами его начинали тяготить Тезея. Со своими лучшими побуждениями Перифой уже и в детстве больше напоминал маленького деспота, чем бескорыстного поклонника.

- Для всех людей, для всех сразу, - загорячился друг тезеева детства, а для себя, для близких своих...