Тезей (другой вариант перевода)

Подошла знахарка, ощупала меня… Потом смазала маслом и принялась массировать: растирала, стукала, шлепала, мяла… Бормоча, заклинания, осмотрела рану и сказала, что заживает быстро.

За столом плясуны сидели над нашим разбавленным вином – это был последний час общей беседы, перед тем как уводили девушек. Я растянулся под руками старухи и чувствовал, как расслабляются, оживают мышцы, как веселее бежит по телу кровь… Боль прошла. Лишь рана саднила от вина да по-прежнему хотелось спать. Когда она ушла, я повернулся на бок – собирался уснуть снова – и увидел, что Актор стоит возле моего ложа.

– Ну, – говорит, – значит, ты снова ожил. Я напишу это у входа в Бычий Двор, чтобы не бегать отвечать на вопросы о тебе. Поспал ты неплохо… Когда ты тут лежал во время землетрясения, а все эти чужеземцы не знали, что это такое, и вопили, призывая своих богов, я подошел поглядеть, не умер ли А ты – причмокивал как младенец!..

– Землетрясение?.. Ах да, конечно! – говорю. Я вспомнил ощущение присутствия бога. Настолько был замучен, что не понял предупреждения, когда оно было.

– Ничего особенного, – сказал он. – Полка горшков повалилась на кухне… А Журавлям придется ловить другого быка…

Он смотрел на меня – не просто так смотрел. И вокруг никого не было на этот раз.

– Что ему дали? От него пахло, – говорю.

– Откуда я знаю? – Он снова оглянулся. – Наверно то же, что дают собакам, перед тем как стравить. Собаки как правило выживают, но угадать бычью дозу…

До сих пор он стоял наклонившись, а тут сел на пол возле меня и заговорил еще тише.

– Сегодня одному человеку крупно не повезло. Имени называть не станем но здорово его сегодня ободрали; если ему понадобится еще талант золота, то придется ему ждать лета, когда вернутся его корабли.

– При чем тут золото?

Я спросил, а думал еще о другом в тот момент: думал, что мое лекарство, наверно, на маке было настоено, оттого я до сих пор такой вялый.

– Дух говорит, – сказал он… Это формула такая у критян: если человек не станет повторять свои слова при свидетелях, то так он начинает. – Дух говорит, что он занялся каким-то делом и это дело опустошило его казну. Его агенты целый день потрошили город – собирали налоги и подати, продавали должников, брали взаймы у финикийцев… Ну ставки на вас ты знаешь. Три месяца назад были равные деньги, теперь – от шести до восьми к одному. Пойди к любому и попробуй поставить на то, что Тезей останется жив, – с тобой и разговаривать не станут. Если ставишь на Журавлей – придется играть поровну… Но нынче утром, я слыхал, по всему Кноссу играли на смерть, – сто против одного и даже больше – и играли втихую, в разных местах, но примерно в одно и то же время, чтобы не сбить ставки. Это тебе что-нибудь говорит?

– Говорит?.. Что я понимаю во всех ваших делах?.. Я всего лишь бычий плясун, дикарь с материка; у нас в деревне народ простой, мы без хитростей…

Голова у меня кружилась. Актор посмотрел на меня, почесал затылок…

– Выспи хорошенько свое лекарство, парень, ты еще в дурмане плаваешь. И ушел

Глаза слипались – не выговоришь; веки словно свинцом налиты… Но я подумал, что засыпать нельзя: если усну, то потом буду думать, что это всё мне приснилось. Аминтор слонялся поблизости, я поманил его к себе.

– Есть новости. Позови Фалестру.

Они подошли вдвоем, склонились надо мной и глядели на меня так, словно я вот-вот исчезну.

– Успокойтесь. – сказал я. – Минотавр ничего не знает. Он это сделал ради золота.

Если б я говорил по-вавилонски, они бы поняли ровно столько же, и я не винил их за это.

– Минос мертв, – говорю – Это наверняка. Его где-то спрятали в Лабиринте, сплавили без обрядов, словно казненного бандита. Астериону нужно время. Ему нужна возможность покупать себе войска, – и друзей тоже, – но он не может распоряжаться государственной казной, пока не обнародована смерть царя. Положение у него трудное. Мы бы сказали – попал меж рогов, верно?.. Потому он стал играть на смерть, чтобы раздобыть денег.

До чего они стали похожи друг на друга!.. У обоих челюсти отвисли, как у деревенских дурачков, – я едва не рассмеялся.

Наконец Аминтор медленно заговорил:

– Так он сделал это ради денег? Но ведь мы – Журавли, мы плясали для него целый год…

Фалестра закинула назад голову:

– Мать Кобыл!.. – Она на самом деле смотрелась, как истинная дочь Посейдона-Коня: струилась по спине ее густая черная грива, ноздри раздувались… Она уперла кулаки в бедра и сверкала синеватыми белками черных глаз, словно норовистый жеребенок. – Чего стоят эти критяне?! Они сами, и их ванны, и бассейны, и их болтовня о варварах!.. Пустышки, сушеные тыквы!.. Если их потрясти, они будут трещать как погремушки! Тезей, чего мы ждем?!

Прежде, в Элевсине, Аминтор заговорил бы первым; а теперь вот стоял и молчал. Молчал, – но черные брови его сошлись над орлиным носом, и пальцы шарили по поясу, где должен быть кинжал.

– Тезей, как этот человек презирает нас! – только это и сказал он.

Я кивнул.

– Да, – говорю, – он никогда не принимал нас всерьез.