Тезей (другой вариант перевода)

– Нет, клянусь Аполлоном! Люди мы или бешеные собаки?!.. Если я тебя убью, то тебя ведь не станет, и я уже никогда не смогу тебя узнать… Громы Зевса! Ты пришел ко мне один, с мальчишкой-оруженосцем, веря в мою честь. Это я – твой враг!.. Каков же ты с друзьями?

При этих словах мне почудилось, что бог, следивший сверху, спустился на землю и встал между нами. Камень свалился с сердца – и копье выпало из руки… Нога сама сделала шаг вперед, и я протянул руку. Его – с синей змеей вокруг кисти – потянулась навстречу; и казалось, я всю жизнь знал это пожатие.

– Попробуй, – говорю. – Увидишь.

Лапифы ворчали сквозь свои заросли.

– Слушай, – сказал он. – Давай всё уладим. Я заплачу твой штраф за кражу скота. Поход был удачным, трюмы у меня полны, так что расчет с долгами меня не разорит. Ты царь – ты судишь… Если бы тебе нельзя было верить – ты ни за что не поверил бы мне.

Я рассмеялся:

– По-моему, старина Ойнопс уже свел свои счеты. А меня угостишь когда-нибудь – и будем квиты.

– Идет, я тебя приглашу к себе на свадьбу!

Мы обменялись кинжалами в залог дружбы. На моем была золотая чеканка царь на колеснице охотится на львов… Его был лапифской работы и очень хороший, – глядя на лапифов, не подумаешь, – рукоять усыпана золотыми зернами, а по клинку бегут серебряные кони.

Когда мы обнялись, скрепляя зарок дружбы, я вспомнил про мальчика, пришедшего со мной смотреть на поединок. Он не казался разочарованным. И даже лапифы, – когда до их тупых голов дошло что к чему, – они тоже разразились радостными кликами и зазвенели щитами.

Я чувствовал – как это бывает иногда, – что встретил демона своей судьбы. Я не знал, что принесет он – добро или зло, – но сам по себе он был хорош. Так лев хорош своей красотой и доблестью, хоть он и пожирает твое стадо; он рычит на копья над оградой, и факелы высекают искры из его золотых глаз, – и ты любишь его, хочешь того или нет.

6

Мы принесли жертвы и славно попировали вместе; для меня было само собой, что он останется погостить в Афинах.

– С радостью, – сказал он, – но только после охоты в Калидоне. Похоже, что я пришел на юг раньше новостей, а у них там объявился один из тех гигантских вепрей, что насылает Бендида.

Это Владычицу Луны так зовут у них в горах; в нем было не меньше лапифского, чем эллинского.

– Как? – Я удивился. – Я же убил ту свинью в Мегаре; я думал, больше таких нет.

– Если вслушаться в легенды кентавров, то раньше они встречались в изобилии…

Его греческий был местами неуклюже-ходульным: слышна была работа его наставника, ведь у них даже при дворе говорили на нем редко. В остальном его язык был прибрежным пиратским жаргоном, и если у него он звучал лучше, чем у его людей, то только потому, что он сам был умнее их.

– … они говорят, их предки уничтожали их отравленными стрелами. Они, понимаешь, не охотятся благородно, они слишком дики…

Я подумал о его банде лапифов и подивился, что это за люди такие, которые даже этим кажутся дикими.

– Они едят мясо сырым, – сказал он, – и если спускаются со своих гор, то только для какой-нибудь пакости. Если бы свиньи перебили их предков, я бы не огорчился. Или если б их отцы устряпали свиней – тоже было б нехудо… Кентавры и сами-то достаточное проклятие, но вот и свиньи тоже появляются иногда.

Я, было, обиделся на него за отказ быть моим гостем, но у него всегда находилось что сказать, так что рассердиться на него было невозможно.

– В Калидоне, – сказал он, – они пожертвовали нескольких девственниц Артемиде. – На этот раз он вспомнил ее эллинское имя. – Трех они сожгли, а трех отправили на корабле на север, в то ее святилище, где девушки приносят в жертву мужчин. Но она послала им знамение, что ей надо вепря. Чем они ей не угодили – не знаю; но она такая богиня, что с ней надо считаться, ее даже кентавры остерегаются… Потому царь объявил охоту и дом открытый для воинов. Этого – прости меня, Тезей, – я пропустить не могу. Дружба дорога, но честь – дороже…

Я почти видел наставника, вдалбливающего в него древние баллады. И тут он добавил:

– Слушай, – говорит, – нам вовсе незачем разбивать компанию, мы поедем вместе!

Я открыл было рот сказать: "У меня много дел…" Но ведь я уже годы пахал как вол – без отдыха, – хорошо было бы прогуляться на запад с Пирифом и его лапифами!.. Это меня искушало, словно нежный взгляд чужой жены.

Он засмеялся:

– Ты сможешь размять ноги на корабле, я ведь оставлял место для твоего стада.

Я был еще молод. Недалеко за спиной был Истмийский поход, когда на заре не знал, что принесет день; был Крит и все его прелести… Мне было знамение от Посейдона: я родился, чтобы быть царем. Пока я шел к этому, всё во мне было подчинено одной цели; теперь эта цель была достигнута, и у царя было много работы… Но был еще и другой Тезей, томящийся в бездействии, – и Пириф понял это сразу. И я сказал:

– А почему бы и нет?