Тезей (другой вариант перевода)

И вот нас снова вели по бесконечному и запутанному Дому Секиры. Иногда попадалась стенная роспись, которую мы уже видели; но вскоре мы сворачивали в сторону – и опять не знали, где находимся. Но наконец нас привели в коридор, который упирался в большие двери, сплошь обитые бронзовыми гвоздями. Наш проводник постучал в них рукоятью кинжала; охранник открыл, впустил нас, приказал ждать. Коридор шел дальше, и в дальнем его конце слышались голоса, отражавшиеся в каком-то высоком зале. Голосов было много, и все молодые.

Вскоре подошел человек лет сорока, полукритянин-полуэллин по виду. Мужик жилистый, с короткой черной бородой – было в нем что-то от лошадника или от колесничего. Наш провожатый сказал ему:

– Вот тебе новая группа, Актор. Подготовь из них команду, ни с кем не смешивай. Это приказ.

Актор оглядел нас, сощурив черные глаза… Снова нас оценивали, словно лошадей; но это был не покупатель: этот человек должен был работать с нами. Он хмыкнул.

– Так, значит, это правда? Он взял их всех? – снова оглядел нас. – Все в одну команду? Что это ему взбрело?.. Что ж, и капитана им не давать? А коринфянин?.. Что я с ним буду делать?

Наш провожатый пожал плечами – все критяне обожают этот жест.

– Я передал, что мне было велено, – говорит. – Спроси патрона. – И ушел.

Дверь за нами захлопнулась. Этот, Актор, еще раз оглядел нас хмурится, насвистывает сквозь зубы… Девушек и ребят он оглядывал одинаково. Дошла очередь до меня. "Ты слишком стар для этой забавы, говорит, – борода уже растет. Как ты сюда попал?" Я не успел ответить, он меня перебил: "Впрочем, ничего. Сложение у тебя в самый раз, посмотрим… Посмотрим. Надо делать, что можно, из того, что нам дают; да еще покровители нас учат нашему ремеслу…" – он еще что-то говорил, но уже невнятно; словно конюх, который бормочет что попало, успокаивая лошадей.

Потом вдруг сказал громко:

– Это – Бычий Двор. Ознакомьтесь, осмотритесь, скоро вас накормят.

Он щелкнул пальцами и ушел.

Я думал, нам в конце концов скажут, что мы должны делать; а нас просто впустили, как жеребят на конский выгон, – и всё: иди гуляй, пока гуляется. Я пошел дальше по коридору, навстречу шуму; Журавли за мной.

Мы вошли в громадный, очень высокий зал. Крыша его опиралась на кедровые колонны; окна были расположены очень высоко, под карнизами; глухие стены оштукатурены белым – и сплошь исписаны и изрисованы цветными мелками. Повсюду было полно народу, – и девчонок, и мальчишек, – кричали, ссорились, смеялись, гонялись друг за другом, играли в чехарду, швыряли мячи… Болтали кучками по двое-трое, несколько человек грустили в одиночку… Там были юноши и девушки всех цветов, каких только бывают люди: белые, черные, коричневые, золотистые… И все были нагими, если не считать небольшого набедренника из крашеной кожи да ожерелий либо браслетов. Высокие стены отражали дюжину чужих языков и столько же разных вариантов испорченного греческого… Похоже было, что их общий язык – греческий.

Прямо посреди зала стоял огромный пегий бык. Стоял как вкопанный, хоть двое ребят сидели у него на спине, а девчушка балансировала на роге.

Я удивился и пошел туда. Девушка увидела нас первой. У нее было финикийское лицо, с оливковой кожей, горбоносое, губы накрашены, бандаж вышит синим и золотым… Она была стройна, но мускулы под кожей прямо так и катались, будто у молодого борца. С момент она разглядывала нас, потом сунула в рот два пальца и резко засвистела – зал ответил эхом… Гомон прекратился, все обернулись смотреть – и возле быка возникла какая-то возня. Потом бык заревел, и голова его повернулась к нам. Нефела вскрикнула… "Тихо!" – говорю. Я видел, что все смотрят на нас выжидающе, и чувствовал как-то нас разыгрывают. Бык не подходил – только орал и размахивал рогами… А когда я сам подошел ближе, услышал внутри его скрип и приглушенный смех. Из дырки в его животе с улыбкой выскочил тонкий смуглый парнишка… Бык был вырезан из дерева и обтянут шкурой, а рога – из позолоченной бронзы. Ноги его были закреплены на дубовой платформе, а в нее – в платформу – вделаны бронзовые колеса.

Нас окружила толпа. Все смотрели, забрасывали вопросами… Мы ничего не могли понять: все говорили очень плохо, да еще все разом… Некоторые щупали знаки, что были начерчены кровью у меня на груди, показывали их друг другу… На спине деревянного быка остался лишь один наездник; сидел спокойно и рассматривал нас издали. Но вот он поднялся на ноги, прошел по быку на цыпочках, прыгнул – и приземлился прямо передо мной. В прыжке, в воздухе, он двигался так уверенно и красиво, точно летел.