Тезей (другой вариант перевода)

Коринфянин стоял прямо напротив него, спиной к нам. Я видел, как он поднял руку в приветствии, – благородный жест, изящный и гордый… Потом плясуны начали двигаться вокруг быка, описывая круги, как звезды вокруг земли; сначала далеко от него, потом все ближе и ближе… Поначалу он не очень-то обращал на них внимание, но было видно, как он провожает их по кругу взглядом больших своих глаз. Потом хвост его дернулся, он переступил ногами…

Музыка убыстрялась, и плясуны были всё ближе: летали вокруг быка, будто ласточки… Он опустил голову, стал рыть копытом землю… И тут стало видно, что за дурак этот бык. Бык в Трезене выбрал бы себе одного из толпы и гонялся бы за ним, пока не достал бы, – и достал бы, куда тут денешься?.. А этот смотрел на каждого плясуна, что пролетал мимо его морды; смотрел, начинал готовиться, неуклюже переступая ногами, – потом словно говорил себе: "Нет, слишком поздно"; тупо глядел перед собой; а когда перед глазами появлялся следующий, начинал снова. Но вот плясуны замедлили свое вращение и начали играть с быком. Сначала один, потом другой – останавливались перед ним, привлекали его внимание, а потом ускользали в сторону и оставляли его следующим. Чем более дерзко работают плясуны, чем больше они утомляют быка вначале – тем легче им в конце пляски. Он сильнее любого из них, но он один против четырнадцати; и может устать раньше их, если они постараются.

Так оно шло; бык вроде притомился, на морде такое появилось выражение, словно он говорил себе: "Ну и пусть себе порхают, чего я за ними гоняюсь? Надо мне это? Платят мне за это?.." И тут Коринфянин встал перед ним довольно далеко встал – и вытянул вперед руки. Хоровод остановился.

Он мягко побежал навстречу хмурому быку. Это был тот самый прыжок, что я так часто видел в Бычьем Дворе; но то было жалкое подобие, а здесь у него был под руками живой зверь, здесь ему было с кем себя показать. Он ухватился за рога и завис межу ними, так что бык его нес, потом взвился вверх и оттолкнулся руками. Зверь был слишком глуп, чтобы податься назад и подождать его: потеряв его, бык все равно бежал вперед… А он перевернулся в воздухе – дуга получилась красивой, как натянутый лук, – и попал на широкую спину обеими ногами враз. Его стройные быстрые ноги тотчас подбросили его вверх – казалось, он не прыгает вовсе, а парит над быком, словно стрекоза над камышами, а бык тем временем выбегает из-под него… Вот он приземлился – так же на обе ноги, ноги вместе, будто склеенные, – встал на землю и легко коснулся рукой руки ловца. Это было как привет, как дань учтивости – он не нуждался в опоре. И ушел под музыку прочь. На птичьем дереве завизжали восторженно, заворковали… раздались крики мужчин… А я я незаметно протянул руку к востоку и прошептал, неслышно в этом шуме: "Отец Посейдон! Сделай меня бычьим прыгуном!"

Плясуны закружились снова. Теперь остановилась девушка; стояла на носках, подняв руки, распрямив ладони… Она была из Аравии. Цвета темного меда, с длинными черными волосами, стройная как копье, – с осанкой тех женщин, что с детства носят всё на голове, – в ушах большие золотые диски… Иногда в Бычьем Дворе я замечал ее: уж очень она сверкала белозубой улыбкой своей. Вообще-то надменная была особа – поиздеваться любила, подразнить, но сейчас выглядела серьезно и гордо.

Она схватилась за рога и пошла вверх, в стойку… Но то ли бык что-то сообразил своим медленным умом, то ли равновесие у нее было не такое четкое, как у Коринфянина, – бык не подбросил голову вверх, а мотнул в сторону.

Девушка упала ему на лоб, поперек. Она каким-то чудом не отпустила рога и теперь висела, как обезьяна, изо всех сил держась за них, скрестив ноги у подгрудка зверя. А тот понесся по арене, круг за кругом, мотая головой, стараясь ее стряхнуть. На мужских скамьях раздался глухой ропот, на женских – затараторили взахлеб… Я посмотрел на ложу с колоннами. Золотая богиня не шелохнулась, и раскрашенное лицо ее было неподвижно.

Плясуны порхали вокруг, хлопали в ладоши, щелкали пальцами, чтобы отвлечь быка, – я был уверен, что это показуха, что они могли бы сделать больше. Я колотил кулаком и приговаривал: "Ближе! Ближе!.."

– Придержи руки, эллин! – это мой сосед; я, оказывается, бил его по колену…

– Он ее прикончит, – говорю. – Он собьет ее о барьер!

– Да, – парень не сводил глаз с арены. – Да, они за ней не полезут. Она тут многих оскорбила и нажила себе врагов.

Бык старался найти барьер, но волосы девушки закрывали ему глаза, и она все время дергала плечом, чтобы слепить его.

Я едва дышал.

– А Коринфянин, он не может помочь? – спрашиваю.

Мой новый знакомый наклонился вперед и не смотрел на меня, но ответил:

– А с какой стати? Это работа для ловцов, а не для прыгунов. И он первый раз с этой командой, ему на них наплевать.

И тут как раз Коринфянин рванулся вперед. Он подбежал к быку слева, схватился за левый рог и повис на нем. Девушка обессилела – упала с быка, но кое-как поднялась на ноги и бросилась бежать.

Я видел – Коринфянин, прежде чем кинуться к быку, быстро оглянулся и поманил рукой своих ребят…