Тезей

— Я теперь лучше знаю их тайны… Это заговор, как бы тебе сказать, — Ариадна поискала слова. — Это заговор искусства, культуры, знаний, которые собираются завоевать человечество… То есть, заговор с благими побуждениями. Так что с ними можно подружиться.

— Почему же тайно, — недоумевал Тезей, — заговор…

— Посмотри вокруг, разве многие их поймут и правильно истолкуют… Конечно, — согласилась Ариадна, — отгораживаться от тех, к кому стремишься… Опять заблуждение наше человеческое…

Слово «наше» вселило в Тезея какую-то надежду.

— Я увижу Керама? — спросил он. — Может, он станет потом жить в своем Керамике?

— Нет, — сухо ответила Ариадна, — Дионис найдет, где его поселить.

— И тебя? — опять не удержался Тезей от ревности.

— И меня, — подтвердила она.

— Ариадна! — воззвал Тезей.

— Не стоит ни к чему возвращаться, Тезей, — остановила его она, — того, что было, уже не найти… Прощай.

Ариадна повернулась и вошла внутрь храма. Свет тут же погас, словно она задула светильник.

Тезей не рванулся следом за ней. Он знал, что в храме ее больше нет.

В последующие дни оживление в Афинах прорвалось наружу. Всюду открыто обсуждались два предстоящих события, соединявшиеся воедино в головах славных жителей города. Первое — сильно запоздавшее празднование возвращения Тезея с юношами и девушками, спасенными от Минотавра, из критского Кносса, посвященное не Аполлону, как следовало ожидать, а Дионису. Второе — упорно поговаривали о введении не только в Афинах, но и по всей Аттике народовластия и равенства. По этому поводу особенно разыгрались страсти. Афиняне недоумевали. Они и без того считались равными и, поскольку народных собраний никто не отменял, взять не могли в толк, что это за штука — народовластие. Новая игра, потешались некоторые шутники: скажем, всеобщей волей ослы объявляются лошадьми. Или горластые лягушки приравниваются в пении к мелодично стрекочущим кузнечикам. И все вокруг смеялись. Некоторые принялись даже утверждать, что следует проголосовать и за переименование времен года. И тут как раз в этом подоспела всамделишная необходимость. Осхофорий — так называлось предстоящее празднество — следовало бы справлять прошлой осенью, когда корабль Тезея вернулся с Крита. Этому помешал траур по Эгею. Но тогда праздновать Осхофорий следует несколько позднее, предстоящей осенью. Ждать, раз решено праздновать, разумеется, никто не предлагал, а вот объявить общей волей на дворе осень — такие шутки были в ходу. В самом деле, не отменять же угощений, не отказываться же от вина, которое обильно льется в честь Диониса, и тогда даже равные становятся наировнейшими друг другу…

Тем временем Тезей вместе с Мусеем отправились к жрецам на переговоры. Если уж не избежать прямого участия Диониса в афинских делах, то и строительство храма этого бога, и предстоящие праздничные церемонии пусть берут на себя его люди. Так Тезей все-таки отстранится от прямого участия в том и в другом. Конечно, он предоставит им все, чем располагает и он, и город, все, кроме самого себя.

Одеон, самый влиятельный жрец храма Диониса, сын бога, как он утверждает (и действительно, имя его земного отца никому в Афинах неведомо), встретил их в Лимне у самого храма, словно близких знакомцев. При свете дня храм, обросший снизу землей и в нее, кажется, погружающийся, не выглядел ни загадочным, ни торжественным, а просто старым.

Договорились быстро, и, беря на себя организацию праздничных процессий, Одеон сказал:

— Только мы введем в действо кое-что новое.

— Пожалуйста, — согласился Тезей, не подумав и чтобы не вдаваться в подробности.

— Будут не только пляски, хороводы и священное пение, — останавливал его внимание Одеон.

— Что еще? — Не Тезей заинтересовался — Мусей.

— Еще будут просто говорить, — в голосе Одеона возникли заговорщические нотки.

— Как это? — теперь удивился и Тезей.

— Ну, не совсем как люди разговаривают, — продолжал Одеон, — речи будут в определенном ритме, но без песен и флейт.

Тезей подумал, пожал плечами и опять согласился:

— Будь по-твоему.

Такое спокойное согласие, видно было, разочаровало Одеона.

— Ты тельхин? — спросил его Тезей.

— От тебя не скрою, — признался служитель Диониса, — тельхин.

Когда Тезей с Мусеем поднимались на Акрополь, молодой царь запоздало засомневался:

— Без пения, танца — просто так произносить слова?..

— Тут что-то есть, — весело встрепенулся Мусей.

— Что?

— …Когда что-нибудь рассказывают, люди склонны переспрашивать: что он сказал, что она сказала… Самое это интересное для них.

Тезей опять не понял.

— Что ж тут непонятного?.. Что он сказал? Что она ответила?.. Люди не любят, когда скучно рассказывают. Так они смакуют подробности.