Тезей

Вечный ребенок, малыш Эрот решил расти. Не в одночасье превратиться на время во взрослого, почудачить и снова вернуться в пору детства, а именно расти. Как растут простые земные люди. И тут же становилось очевидным то, что при постоянном младенчестве божка любовных наваждений начисто забывалось: Эрот — порождение Хаоса. Он первым вышел из тьмы. Он не участвовал ни в каких распрях ранних и поздних богов и, воплотившись в ребенка Афродиты, укрылся в детстве. Однако именно Эрот, вышедший из тьмы и имени тогда еще не имевший, первым всплеском, первым побуждением любви привел в движение Вселенную. Можно рассказывать, как Чернокрылая ночь понесла от Ветра серебряное яйцо с Эротом внутри яйца и положила его в чрево темноты. Можно расписывать случившееся тогда как-нибудь иначе — ничего это не меняет. Эрот первым проявлением любви привел в движение Вселенную и отступил в детство.

И вот теперь он принялся расти. Решил выйти из младенчества. Что это может означать для сложившегося уже миропорядка богов и людей?

Потому никто и не удивился, когда в чертогах Зевса Афродита появилась с Эротом не одна, а вместе с Гестией. С невозмутимой Гестией, которая не только богиня домашнего очага, но и, что важней, олицетворение незыблемого Космоса.

Эрот же принес с собой зайца, только что пойманного на охоте. И устроился с ним в стороне от взрослых. Эрот и заяц были заняты друг другом. Заяц то терся об Эрота своей мягкой и светло-золотистой (небесное существо все-таки) шерстью, то отбивался от него лапками.

Боги, собравшиеся в чертогах своего всецаря, тоже делали вид, будто не замечают ребенка и зайца, хотя речь старались вести вокруг игрушек и игр. Пока Артемида наконец прямо не спросила Эрота:

— Ты мужчина и, как все они, хочешь вырасти и жениться на какой-нибудь девке?

— И это тоже. Вы ведь все переженились, — беспечно ответил малыш, не поднимая головы от своего зайца.

— Но ведь ты бог, да еще какой, — опять напомнила ему Афродита, — стань большим и женись.

— Нет, я не хочу, как вы. Я хочу сначала вырасти, — не согласился Эрот.

— Вот упрямый мальчишка, — не сдавалась Афродита, — ты ведь в любой момент можешь стать большим.

— Наоборот, я в любой момент могу стать маленьким, если вы будете приставать ко мне со своими вопросами.

— И ты кого-нибудь уже выбрал из женщин? — спросила Гера.

— Выбрал.

— Зачем же ей ждать, пока ты будешь расти, — всплеснула руками Артемида.

Вопросы Эроту задавали пока только женщины.

— Ей тоже надо расти, — с неким особым значением сказал Эрот и даже будто забыл в этот момент о зайце.

— И кто это? — опередила всех других женщин Афина.

— Не скажу, у нее и так будут крупные неприятности, — ответил Эрот, глянув на свою мать.

— Это уж точно, — не сдержалась Афродита.

— Значит, она земная, — рассудила Гера.

— Пока, — ответил Эрот.

— Имя ее хотя бы все-таки назови, — попросила Артемида.

— Психея.

— Это просто имя? — уточнила Гера.

— Фу, — мальчишески вскинулся Эрот, — не просто имя. Это же будет моя жена.

И тут наступило молчание.

Психея для античных греков — это как для нас, поздних, Душа. Психика, психоз, психология напридумываем мы впоследствии. А тогда Психея — просто Душа. В данном случае с большой буквы. Потому и призадумались боги и богини в чертогах Зевса.

— Значит, Психея будет расти и испытывать всякие трудности, — рассудила Гера.

— Как и я, — ответил Эрот.

— Какие у тебя трудности? — улыбнулась Афродита.

— Стану расти, и трудности будут, — весело произнес Эрот, гладя своего зайца.

— Ну чего пристали к ребенку, — вмешался наконец Зевс. — Иди, мой милый, поиграй с зайчиком.

И Эрот охотно исчез из чертогов всецаря бессмертных.

— Если великий и мудрый что-нибудь учудит, почему бы это не повторить ребенку, — не без язвительности заметила Гера, когда Эрот покинул чертоги владыки бессмертных.

И все, конечно, догадались, что сказанное метит в Зевса.

— Ты чего опять? — уставился на жену всецарь.

— Зевс собирается ждать, пока вырастет Парис, и почему бы Эротику не сделать чего-нибудь похожего, — усмехнулась Гера.

— При чем здесь это? При чем? — отмахнулся от жены Зевс, по-настоящему даже не рассердившись на нее. — Ты-то что скажешь, Гестия? — обратился он к хранительнице домашнего очага, олицетворяющей и незыблемый космос.

— Вольно или невольно, Эрот хочет пробудить человеческие души еще в земной жизни, чтобы они ощутили себя частицами изначальной великой силы, все породившей… Кстати, — добавила Гестия, — как бы люди ни относились к нам, к своим богам, в глубине своего сознания они ставят во главе всего эту изначальную силу, познать которую невозможно.

Гестия произнесла это спокойно, размеренно, словно само собой разумеющееся. Боги же, собравшиеся в чертогах всецаря, как-то сразу присмирели.

Только воинственный Арес сердито проворчал:

— Эти мотыльки, живущие мгновенье…

— И бессмысленно летящие на свет, — презрительно добавила Артемида.