That will never work. История создания Netflix, рассказанная ее основателем

Рид хотел быть нашим ангелом-инвестором, потому что даже несмотря на то, что он ушел из Кремниевой долины в мир образования, он хотел оставаться на связи с ней. Финансировать нас было для него способом держать нос по ветру. Это могло позволить ему быть частью культуры стартапов, которую он так любил. Создание и управление небольшими компаниями давало ему смысл и радость, и я думаю, что он, возможно, боялся потерять это, когда перешел в сферу образования.

Я решил не вкладывать в это деньги. С одной стороны, у меня только что родился третий ребенок – сын Хантер. И в отличие от Рида я уделял много времени этому проекту.

Моим риском было мое время. Риском моего партнера – деньги.

Но, не вкладывая никаких денег с самого начала, я фактически изменил свой процент владения. Чтобы понять, почему, вам нужно немного знать о том, как стартапы зарабатывают деньги. Тут замешана математика, но потерпите меня немного.

Как я упоминал ранее, мы с Ридом предполагали, что стоимость Netflix (которая на этой точке представляла собой двух человек и идею) – три миллиона долларов. Так что для облегчения подсчетов я решил, что для начала нужно выпустить шесть миллионов акций Netflix по пятьдесят центов, и каждая будет представлять небольшую долю собственности в компании. В день первый было всего два собственника компании – Рид и я, – и мы разделили их пополам. Каждый из нас получал три миллиона акций – или пятьдесят процентов Netflix. Сейчас, если бы ничего не произошло с тех пор, и я все еще владел 50 процентами Netflix, мой мир был бы немного другим. Как я упоминал, компания сейчас стоит около ста пятидесяти миллиардов долларов. Владеть половиной этого было бы славной переменой.

Но потом приходит нечто, называемое «разводнение капитала»[8].

Напоминаю, в начальной точке у нас только два человека и идея. Нам нужно создать интернет-сайт. Нанять людей. Снять офис. Купить маркеры для офисных досок. Так что нам нужны деньги. Рид хотел дать нам их, но ему нужно было получить взамен что-то ценное. Так что получается, что мы продаем ему акции. Мы не продаем ему имеющиеся акции, а выпускаем новые и продаем ему их. И поскольку каждая акция стоит пятьдесят центов, в обмен на 2 миллиона долларов Рид получает четыре миллиона акций, так что теперь все счастливы. У нас есть компания, которая стоит миллион, и ее активы включают идею (которую мы оценили в три миллиона) и два миллиона наличных. Но теперь разделение собственности изменилось. Я по-прежнему владею своими тремя миллионами акций, но их суммарное количество выросло и составляет десять миллионов, так что мой процент владения собственностью изменяется с пятидесяти до тридцати. В то же самое время собственность Рида увеличилась. Теперь он владеет семью миллионами акций: тремя миллионами оригинальных акций за идею плюс четыре миллиона акций, которые он получил в обмен на инвестиции. Теперь мы партнеры в пропорции 70/30.

И это меня совсем не беспокоило.

Разводнение капитала – нормальная часть мира стартапа. Действительно, моя доля снизилась, – но я бы предпочел владеть тридцатью процентами компании, у которой есть деньги для достижения своих целей, чем половиной компании, у которой нет наличных.

Мог ли я попытаться разделить инвестиции с Ридом для того, чтобы оставаться равноправными партнерами? Конечно. Это называется «пропорциональное распределение» и происходит все время. Но мои карманы были не так глубоки, как у Рида, у меня было больше обязательств перед семьей и в отличие от него следующие несколько лет я собирался тратить почти каждый час бодрствования на нашу идею. Плюс, я думал, что вложение значительной суммы моих собственных денег в проект ограничит мои возможности к восприятию других типов риска. Если бы мне предстояло потерять миллион долларов – не только свою работу, – я не уверен, что когда-нибудь смог бы совершить творческие прорывы, которые были так важны в начале пути.

В Кремниевой долине талант программиста – самый дефицитный ресурс, и неизвестная молодая компания может долго искать лучших сотрудников. Но Рид – благодаря сделке с Pure Atria – имел влияние. За несколько дней он свел нас с Эриком Майером, одним из ключевых игроков будущей оперативной группы Netflix, эксцентричной и созданной в основном из иностранцев. Эрик был похож на куклу маппет[9] с буйными манерами, в конечном итоге он станет нашим техническим директором. Эрик работал с Ридом раньше, а сейчас занимал позицию руководителя в KPMG[10]. Я знал, что нужно будет постараться, чтобы убедить талантливого (и высокооплачиваемого) разработчика присоединиться к нашей разношерстной группе. Так что я начал сразу же, как получил его номер.