That will never work. История создания Netflix, рассказанная ее основателем

В то же самое время я готовил собственный переезд. В первые несколько месяцев эксперимента Netflix я жил в пяти минутах ходьбы от офиса, арендовав малюсенький дом. Мы с Лоррейн переехали туда в 1995-м, после нескольких лет жизни в горах. Мне нравилось ходить на работу и с работы. Быть так близко к дому позволяло уходить на обед, проводя время с семьей, а потом возвращаться в офис, чтобы закончить дневную работу. Но это не было хорошим решением на будущее. Мне хотелось иметь двор побольше, а Лоррейн мечтала о просторном доме, чтобы растить в нем детей. В нашем крохотном съемном жилище все время казалось, что они бегают друг у друга на головах. К тому же мы жили слишком близко к шоссе, и шум от машин будил нас по ночам.

Но наши попытки найти новый дом ни к чему не приводили. Риелторы, выслушав наши пожелания, показывали дома, выглядевшие комично. У одного коттеджа на крыше росла трава, – и это не было создано намеренно. К другому прилагалось стадо коз.

Затем, в октябре, на рынке появился трехэтажный дом на пятидесяти акрах[27] в холмах за пределами Скоттс-Вэлли. Когда-то здесь был виноградник, а в начале XX века – загородный курорт. Владельцам исполнилось по восемьдесят лет, и они больше не могли содержать эту собственность. В первый же день, когда мы приехали туда, взяв с собой детей, то влюбились в это место. Оно было идеальным: большой дом и много земли. И стоило всего лишь скромный миллион долларов.

Тем вечером, запаниковав, я позвонил матери посоветоваться. Она была агентом по недвижимости и знала мою семью почти так же хорошо, как и я. «Мы в самом деле хотим этот дом, – сказал я. – Но он стоит очень много денег, больше, чем я когда-либо тратил. И я только что основал компанию. На самом ли деле мне нужен дополнительный риск? Что ты думаешь?»

«Если ты действительно его хочешь, не пытайся торговаться, рискуя потерять дом, – сказала мне мама. – Страх из-за того, что пришлось заплатить так много, долго не продлится. Но радость от жизни в доме останется навсегда. Иди ва-банк».

Так мы и сделали.

Страдал ли я от раскаяния покупателя? Конечно. Вечером, когда мы с Лоррейн и несколькими нашими друзьями отмечали новоселье и смотрели, как наши дети гоняются друг за другом среди удлиняющихся теней деревьев, я задавался вопросом, не было ли это величайшей ошибкой в моей жизни? Что, если компания рухнет? Что, если я потеряю работу? Что, если DVD по почте никому не нужны?

«Помнишь наше время после колледжа? – спросила Лоррейн после того, как гости разъехались. – Наши траты?» Когда мы поженились, у нас было около десяти тысяч долларов долгов. В то время я нашел свою первую работу в почтовом директ-маркетинге и зарабатывал около тридцати тысяч долларов в год. Доходы жены были примерно такими же: она занималась холодными звонками. Мы поставили цель рассчитаться с долгами за год, и следующие двенадцать месяцев скрупулезно подсчитывали каждую трату. Зубная паста: 1,5 доллара. Пончик на вокзале: 75 центов. Раз в неделю мы позволяли себе две крупные траты: квадратную пиццу из Athens Pizza и бутылку эля Schlitz в баре. После того как мы выпивали пиво, сдавали бутылки.

«Мы справились однажды, справимся и теперь», – согласился я.

От природы я не скряга. Многое из моего поведения в бизнесе – своего рода отрицание дотошной осторожности отца в финансовых вопросах. Записная книжка расходов была отклонением, реакцией на конкретную проблему.

Обычно, когда у меня есть деньги, я их трачу. Не глупо или зря – но в цикле экономики Кремниевой долины «бум-спад» я всегда считал, что вы должны тратить деньги.

Несмотря на то что я поучаствовал во многих стартапах на раннем этапе, никогда не был крупным акционером – так что, хотя у меня все шло хорошо, серьезных вознаграждений не получил. Мой первый настоящий успех пришел, когда я присоединился к Borland, всего через несколько месяцев после тридцатого дня рождения. Время оказалось подходящим: продукт взлетел, и наши акции тоже. Я был богат… но только на бумаге, потому что все, чем я на самом деле владел, составляли акции. Однажды вечером в гонконгском баре, я оказался рядом с Дугом Энтони, старшим вице-президентом Borland по продажам. Мы говорили о том, как обстоят дела с акциями. Когда я поделился, что ничего не понял из его объяснений, он едва не поперхнулся своим напитком.

«Чего ты ждешь? – спросил он. – Как только акции переходят ко мне в собственность, я их продаю[28]. Когда акции продолжают расти, есть множество преимуществ. Но если они начинают падать, ты будешь рад, если взял со стола хоть что-то».

С того дня я не только принял эту философию, но стал одним из величайших ее адвокатов. Я всегда советую своим работникам продавать, как только появляется возможность. Одно из моих самых любимых выражений, которое было подхвачено у старого начальника Лоррейн, звучит так: «Быки делают деньги. Медведи делают деньги. Свиней просто режут»[29].