The Anarchy: The East India Company, Corporate Violence, and the Pillage of an Empire

16 сентября наследный принц Акбар-шах должен был явиться в лагерь лорда Лейка в Пурана-Киле в полдень, но с обычным для Великих Моголов чувством хронометража он появился только в 15:00, когда сепаи были на параде уже целых три часа. Майор Уильям Торн был среди тех, кто стоял во всеоружии, потея в своем фустиевом красном мундире под нестерпимой муссонной жарой. "К тому времени, когда прошли обычные церемонии, - писал он, - его высочество сел на своего слона, а кавалькада сформировалась, было уже четыре часа".

Расстояние составляло четыре мили, и Его Превосходительство [Лейк] прибыл во дворец только на закате. Столь велико было давление толпы , через которую должна была пройти процессия, что с трудом удалось сохранить строй; ведь население Дели было сконцентрировано в сплошную массу, и даже дворы дворца были заполнены зрителями, жаждущими увидеть возрождение дома Тимура, который так долго находился под облаками.

Воспоминания о прежних осадах и грабежах маратхов забывались нелегко, а войска Сциндии всегда были непопулярны в Дели; похоже, никто не был огорчен их уходом. Что же касается того, чего можно ожидать от новых защитников императора, то жители столицы Великих Моголов пока сохраняли открытый, но любопытный ум:

Наконец, медленно продвигаясь среди этого огромного скопления людей, жаждущих увидеть освободителя своего государя, главнокомандующий достиг дворца, и его провели в апартаменты, где раньше глаза зрителей были ослеплены великолепием восточного великолепия...

Но теперь, когда земное величие тщетно, а власть смертных неопределенна, потомок великого Акбара и победоносного Аурангзеба оказался объектом жалости, ослепший и постаревший, лишенный власти и доведенный до нищеты, сидящий под маленьким оборванным балдахином, осколком царского государства и насмешкой над человеческой гордостью. Такая сцена не могла не произвести глубокого впечатления на умы тех, кто ее видел.

Согласно "Шах-Алам Нама", Лейк все же "склонил голову к ногам императорского трона", а затем побеседовал со слепым императором через своего заместителя, полковника сэра Дэвида Охтерлони. Отец Охтерлони был горным шотландцем, поселившимся в Массачусетсе. Когда разразилась Американская революция, его семья лоялистов бежала в Канаду, а Дэвид в 1777 году поступил на службу в армию Компании. Он никогда не возвращался в Новый Свет и, сделав Индию своим домом, поклялся никогда ее не покидать. Он собрал множество индийских жен, каждой из которых подарил по слону и благодаря которым научился свободно говорить на урду и персидском. Это впечатлило и удивило летописца Мунну Лал, который отметил, что Да'уд Ахтар-Луни Бахадур (так он его называл) "был непревзойденным в понимании и проникновении и очень хорошо разбирался в персидских письмах". По просьбе императора он был оставлен при дворе, чтобы консультировать Его Величество по политическим и финансовым переговорам".

Охтерлони зачитал Шах-Аламу тщательно составленные письма, присланные по этому случаю Уэлсли, в которых генерал-губернатор описывал себя как "счастливое орудие восстановления Вашего Величества в состоянии достоинства и спокойствия под властью Британской короны". В ответ, писал Мунна Лал, "Его Величество, чтобы показать свою признательность Кампани Сахиб Бахадуру, одарил этих двух людей богатыми одеждами и награ дил титулом Наваб Самсам аль-Даула, Хан Дауран Хан, генерала Джерарда Лейка. Полковник [Охтерлони] также получил в подарок изысканные одежды и титул Насир аль-Даула, Музаффар Джанг". Охтерлони, в свою очередь, объявил о подарке Уэлсли в размере 600 000 рупий, которые будут выделены на неотложные расходы Шах-Алама, и обязался предоставить 64 000 рупийi ежемесячно "на расходы слуг императорского дома, принцев и главных придворных, столпов государства".

В последующие дни лорд Лейк устроил в Дели дурбар для всех вельмож могольского двора и некоторых других, "которые заявили о своей привязанности к англичанам". Среди них была и Бегум Сумру, которая отправила батальон своих войск сражаться с маратхами и была обеспокоена тем, что это, в дополнение к роли ее мужа в резне в Патне, может означать, что ее поместья теперь будут конфискованы. Однако во время ужина, последовавшего за дурбаром, она очаровала Охтерлони, который со временем стал ее близким другом.