Мы всегда возвращаемся к самим себе, потому что никогда не меняемся. Мы можем быть „А + 1“, где „1“ равняется серым костюмам. Значит, будет цикл серых костюмов. Потом „А + 2“, где „2“ — цветастые рубашки. Но это „А“ никуда не девается. И в итоге все заканчивается „А + смерть“. Извиняюсь за умничанье. Это я увлекся… Но, понимаешь, все эти физические перемены — они поверхностны. Проходишь цикл, а он тебя никуда не приводит, потому что чем больше мы знаем, тем мы знаем меньше. И мы друг для друга — предохранительные клапаны.
Суть в том, что на самом деле мы — один человек. Четыре части целого. Каждый из нас личность, но все вместе мы Друзья, а это один человек. Если один, одна сторона нашего общего „я“, куда-то клонится, мы следуем за ним или возвращаем его обратно. И каждый вносит в наше общее „я“ что-то свое.
Ринго очень сентиментален. Он любит соул, всегда любил, хотя мы в этом ничего не понимали, пока он нам не показал. Мы, наверное, поэтому и пишем для него такие сентиментальные песни — вот „A Little Help From My Friends“, например.
Джордж — сама определенность. Если решился — горы свернет. И мы четверо из-за Джорджа тоже становимся решительнее. Мы берем от него то, что нам нужно. Мы все перенимаем друг у друга то, чего нам не хватает.
Джон — он в движении. Он очень быстро движется. Как увидит что-то новое — все, уже несется вперед.
А я консерватор. Мне нужно все проверить. Я последним попробовал марихуану, ЛСД и цветастую одежду. Я медлительнее Джона, мне не светит преуспеть на уроках.
Когда появляется новый „фендер“, Джон и Джордж бегут покупать. Джон — поскольку это новая гитара, Джордж — поскольку решил, что она ему нужна. Ну а я долго размышляю, проверяю, есть ли у меня деньги, потом выжидаю.
Консервативен я только среди нас четверых. Если сравнивать с чужими — тогда нет. Если сравнивать с моей семьей, я просто псих.
У каждого из нас есть ключевые роли, потому что мы — это мы. Но на поверхности мы все меняемся, потому что мы не конформисты. И поскольку мы не конформисты, поскольку мы постоянно хотим что-то делать по-новому, наша музыка неповторима.
Предыдущее поколение вкалывало как проклятое, чтобы достичь положения в обществе, купить одежду и свить гнездышко, — на этом их желания заканчивались. Нам повезло: к двадцати пяти годам мы можем свить себе любое гнездышко, какое пожелаем. Я могу прямо сейчас стать директором компании, откинуться на спинку кресла и просидеть так, пока мне не стукнет семьдесят, но тогда я не открою ничего нового. Все время пропахивая одну борозду, узнать о жизни можно немало, но станешь очень узколобым.
Мы никогда не приспосабливались. Нам говорили, что надо втискивать себя в рамки, но мы не верили. Нас призывали носить школьную форму. Если веришь в свои силы, всю жизнь носить школьную форму необязательно, хотя многие считают иначе.
Мы не учимся быть архитекторами, художниками или писателями. Мы учимся быть. Вот и всё».
33
Джордж
Джордж живет в очень длинном и невысоком, ярко раскрашенном бунгало в Ишере. Дом стоит на частной территории Национального трастового фонда — очень похоже на район, где живут Джон и Ринго. С центральной дороги заезжаешь в ворота и оказываешься как будто в лесу громадного имения. Домов поначалу не видно. Они скрыты среди деревьев в роскоши и уединении. Вместо номеров у них названия, поэтому найти нужный дом невозможно. А сложнее всего найти дом Джорджа. Таблички с названием — «Кинфаунз» — нет ни на доме, ни в саду. Даже подъездная дорога замаскирована — на первый взгляд кажется, что она ведет к соседнему дому.
У бунгало два крыла, обнимающие прямоугольный задний двор. Там расположен бассейн с подогреваемой водой. Все наружные стены Джордж собственноручно разрисовал из пульверизатора яркими люминесцентными красками. Из сада дом смотрится как психоделический мираж.
В доме очень красивая кухня с сосновыми стенами, обставленная сосновой же мебелью и оборудованием как из «Хабитата». Она как будто сошла со страниц приложения к журналу об интерьерах. В главной гостиной — два громадных круглых окна, от пола до потолка.
У Джорджа не найдешь ни золотых дисков, ни других битловских сувениров. В этом доме как будто обитает современный молодой архитектор или дизайнер, одно время живший на Востоке. В центре гостиной — очень низкие столики. Вокруг на полу подушки — здесь сидят по-арабски. Стульев нигде не видно.
Возле одного стола — роскошный кальян. Джордж, в длинной белой индийской рубахе, сидел на полу, скрестив ноги, и менял струны на ситаре. В подставке на столе дымилась ароматическая палочка, наполнявшая комнату сладостью благовоний.