Читаем The Beatles. Единственная на свете авторизованная биография полностью

Когда они вместе куда-нибудь выходят, Ринго ухаживает за Морин, как это принято в рабочей среде. Несколько лет назад их пригласили на обед в аббатство Уоберн, к герцогу Бедфорду. Ринго дружил с его сыном Рудольфом, большим поклонником поп-музыки. «Я подумал, занятно будет посмотреть, как живут эти люди, и я согласился».

Его посадили за громадный обеденный стол в нескольких милях от Морин, как полагается в высшем свете, и Ринго разволновался.

«Я сказал — ну, нет. Иди-ка сюда, дорогая. Они хотели, чтоб мы сидели врозь. Чудаки, да и только… Мне кажется, женщины не стремятся к равенству. Они хотят, чтоб их защищали, и любят заботиться о мужчинах. Так уж оно устроено».

Пару лет назад они разочаровались в Лондоне и редко выходят из дому по вечерам. «Лондон был ничего, пока не стал Свингующим. Когда мы только становились известными, приятно было шататься по городу, люди нас узнавали — все как у остальных знаменитостей. Но надоело».

Строго говоря, гостей Ринго и Морин у себя не принимают. У Ринго есть пара друзей, например Рой Траффорд, еще с давних ливерпульских времен. В основном забегает Джон — и остается, к примеру, выпить с ними чаю.

Морин предпочитает тихую жизнь, хотя ее жизнь — это жизнь Ринго. Она хочет того же, чего хочет муж. Они очень счастливы.

Из всех битловских жен только Морин не ложится спать и дожидается мужа, как бы поздно и в каком бы состоянии тот ни вернулся.

«Когда у них запись, я часто не ложусь до половины пятого. Обычно перед этим он встает очень поздно, часто толком и не поест перед уходом. И я стараюсь что-нибудь приготовить к его возвращению, даже в ночи. Тогда я, по крайней мере, буду спокойна, что он сыт. Они, когда работают, толком ничего не едят.

А если он нормально поел на работе или перекусил с ребятами, ничего страшного. Картошка не пропадет. У нас ничего не пропадает. Но обычно я его кормлю. Как правило, он мгновенно все проглатывает, потому что очень устал. Но он любит поесть, когда вернется домой.

Мне вовсе не трудно его ждать. Чтобы скоротать время, я могу мебель переставить. Вообще-то, занимаюсь всякой ерундой. Недавно два часа раздумывала, куда передвинуть лампу. Можно шить шторы или одежду. Недавно нашила блестки на старый абажур».

Морин проводит много времени, отвечая на письма. Она живо интересуется почтой от фанатов. Она сама бывшая фанатка и понимает, как это важно. Кроме миссис Харрисон, Морин — единственная из окружения «Битлз», кто этим занимается. За миссис Харрисон ей, правда, не угнаться — у Морин большой дом и двое маленьких детей.

В ответ на открытки ко дню рождения Ринго Морин шлет записки с благодарностями — и сообщает, что Риччи очень занят и не может написать сам. Она всегда называет мужа Риччи, а не Ринго — даже когда пишет людям, которые знают его как Ринго. «Даже не знаю, почему так. Ринго — странное какое-то имя. Его зовут Риччи».

Время от времени ей удается заставить Ринго надписать побольше автографов. Она их рассылает не всем корреспондентам — это слишком долго, — а только тем, кто особенно мил и вежлив.

«Мне нравится отвечать на письма. Я уже пять лет этим занимаюсь. Получаю очень милые ответы от родителей… Иногда я, конечно, не успеваю. Когда рожала Джейсона, у меня скопилось три больших пакета писем… Я отвечаю не только потому, что это вежливо. Я по себе знаю: если мне кто-то настолько понравился, что я ему написала, мне было бы приятно получить ответ. У меня есть письма от фанатов, где они говорят, что это их пятнадцатое письмо. Это просто ужасно. Оказывается, они писали в офис. Но туда приходят тысячи писем — офис, конечно, не справляется. Я не в том смысле, что пишите мне больше, благодарю покорно».

Коротая время в ожидании Ринго, Морин шьет много одежды. «Я люблю, чтоб получалось спонтанно. Я всегда в такой спешке, что никогда не пользуюсь выкройками. Иногда берусь за платье, а потом ошибусь, режу и режу, и получается носовой платок».

Собираясь заняться шитьем, Морин покупает только дешевые остатки тканей, чтобы не тратить лишнего. Она очень бережлива. Все покупки делает в супермаркете в Уэйбридже. Всегда берет наклейки-купоны на бесплатные покупки, хотя едва ли ей это надо — она может купить что угодно и где угодно. Ей нравится собирать эти наклейки в специальную книжку. Время от времени Морин проверяет, сколько наклеек набралось.

Ринго считает, что это смешно, но гордится тем, как его жена управляет домом и заботится о нем самом. Ему ужасно нравятся поделки Морин, например блесточный рисунок с конверта «Sergeant Pepper».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Песни в пустоту
Песни в пустоту

Александр Горбачев (самый влиятельный музыкальный журналист страны, экс-главный редактор журнала "Афиша") и Илья Зинин (московский промоутер, журналист и музыкант) в своей книге показывают, что лихие 90-е вовсе не были для русского рока потерянным временем. Лютые петербургские хардкор-авангардисты "Химера", чистосердечный бард Веня Дркин, оголтелые московские панк-интеллектуалы "Соломенные еноты" и другие: эта книга рассказывает о группах и музыкантах, которым не довелось выступать на стадионах и на радио, но без которых невозможно по-настоящему понять историю русской культуры последней четверти века. Рассказано о них устами людей, которым пришлось испытать те годы на собственной шкуре: от самих музыкантов до очевидцев, сторонников и поклонников вроде Артемия Троицкого, Егора Летова, Ильи Черта или Леонида Федорова. "Песни в пустоту" – это важная компенсация зияющей лакуны в летописи здешней рок-музыки, это собрание человеческих историй, удивительных, захватывающих, почти неправдоподобных, зачастую трагических, но тем не менее невероятно вдохновляющих.

Александр Витальевич Горбачев , Александр Горбачев , Илья Вячеславович Зинин , Илья Зинин

Публицистика / Музыка / Прочее / Документальное
Ньювейв
Ньювейв

Юбилею перестройки в СССР посвящается.Этот уникальный сборник включает более 1000 фотографий из личных архивов участников молодёжных субкультурных движений 1980-х годов. Когда советское общество всерьёз столкнулось с феноменом открытого молодёжного протеста против идеологического и культурного застоя, с одной стороны, и гонениями на «несоветский образ жизни» – с другой. В условиях, когда от зашедшего в тупик и запутавшегося в противоречиях советского социума остались в реальности одни только лозунги, панки, рокеры, ньювейверы и другие тогдашние «маргиналы» сами стали новой идеологией и культурной ориентацией. Их самодеятельное творчество, культурное самовыражение, внешний вид и музыкальные пристрастия вылились в растянувшийся почти на пять лет «праздник непослушания» и публичного неповиновения давлению отмирающей советской идеологии. Давление и гонения на меломанов и модников привели к формированию новой, сложившейся в достаточно жестких условиях, маргинальной коммуникации, опутавшей все социальные этажи многих советских городов уже к концу десятилетия. В настоящем издании представлена первая попытка такого масштабного исследования и попытки артикуляции стилей и направлений этого клубка неформальных взаимоотношений, через хронологически и стилистически выдержанный фотомассив снабженный полифонией мнений из более чем 65-ти экзистенциальных доверительных бесед, состоявшихся в период 2006–2014 года в Москве и Ленинграде.

Миша Бастер

Музыка
Свободное движение и пластический танец в России
Свободное движение и пластический танец в России

Эта книга – о культуре движения в России от Серебряного века до середины 1930-х годов, о свободном танце – традиции, заложенной Айседорой Дункан и оказавшей влияние не только на искусство танца в ХХ веке, но и на отношение к телу, одежде, движению. В первой части, «Воля к танцу», рассказывается о «дионисийской пляске» и «экстазе» как утопии Серебряного века, о танцевальных студиях 1910–1920-х годов, о научных исследованиях движения, «танцах машин» и биомеханике. Во второй части, «Выбор пути», на конкретном историческом материале исследуются вопросы об отношении движения к музыке, о танце как искусстве «абстрактном», о роли его в эмансипации и «раскрепощении тела» и, наконец, об эстетических и философских принципах свободного танца. Уникальность книги состоит в том, что в ней танец рассмотрен не только в искусствоведческом и культурологическом, но и в историко-научном контексте. Основываясь как на опубликованных, так и на архивных источниках, автор обнажает связь художественных и научных исканий эпохи, которая до сих пор не попадала в поле зрения исследователей.

Ирина Вадимовна Сироткина , Ирина Евгеньевна Сироткина

Публицистика / Музыка / Документальное