The Beginning of the End (СИ)

- Имхотеп сам знает это, госпожа.

* Дома жизни - в Древнем Египте своего рода университеты и одновременно общественные больницы.

========== Глава 31 ==========

После этого свидания Хафез и Меила перестали видеться.

Меила добилась подтверждения того, что Имхотеп вправду живет у директора музея, - Аббас по ее просьбе навестил Хафеза через несколько дней и увидел гостя. Правда, только издали - Аббас понимал, что к жрецу нельзя приближаться без разрешения. Но ошибиться было невозможно, даже несмотря на новый арабский наряд Имхотепа.

Слову Аббаса Меила поверила. Она взяла его своим телохранителем, на место погибшего Лок-На. Бывший воин-жрец показал, что как никто другой достоин ее охранять и служить ее ближайшим помощником.

Меила не предпринимала больше никаких шагов, чтобы сблизиться со своим возлюбленным. Египтянка понимала, что если он держится на расстоянии, на то есть очень веская причина.

Имхотеп переродился человеком - но это перерождение еще не закончилось. Ему нужно было стать современным человеком! Несмотря на свои три тысячи лет - а может, в увенчание их.

От этой мысли захватывало дух. Значит, Имхотеп хотел любить Меилу - Меилу, а не ту, чье время давно минуло!..

Меила знала, что Аббас и Роза помолвлены; но не заговаривала с ними об этом. Египтянка знала, что ее слуги всегда будут подчинять свои планы ее; и сами эти жених и невеста даже не заикались о женитьбе, пока госпожа не устроила свою собственную жизнь.

Это Маат - так сказали бы в Та-Кемет.

Имхотеп не подавал о себе вестей - но однажды Аббас посетил Хафеза по приглашению директора: Хафез передал для Меилы подарок. Такой сюрприз лучше всего свидетельствовал о том, как продвигаются дела.

Аббас принес своей хозяйке черно-белый фотографический портрет Имхотепа.

У Меилы закружилась голова, когда она поняла, чью фотокарточку держит в руках. Уединившись в гостиной, египтянка без конца вглядывалась в изображение высокого человека, восседавшего в кресле, - он был в длинном черном струящемся одеянии, в головной накидке. Сцепленные руки жреца покойно лежали на коленях, он смотрел не прямо в объектив, а немного отвернул голову, и на лице его залегли тени. Имхотеп слегка улыбался, но в этой улыбке, вместе с удовлетворением, была задумчивая грусть.

Меила погладила фотографию с бесконечной нежностью, с щемящим чувством. Дав себя снять и отослав портрет ей, Имхотеп рассказал своей возлюбленной целую историю о том, как теперь живет. Древние египтяне были великими символистами…

Меила поцеловала фотографию и сама отнесла ее в свой кабинет, где заперла в ящике стола: там же, где хранила письма, оставшиеся от отца.

Прошло уже две недели с их возвращения из Ам-Шера… и вот наконец Имхотеп успокоил ее, снова коснулся ее души: но так, чтобы не вспугнуть.

Разумеется, жрец знал, что Меила по-прежнему испытывает страх перед ним. Некоторая доля страха даже укрепляет любовь.

Спустя еще неделю после этого события Меила получила письмо из дома Хафеза. Его доставили почтой: и Меила поняла, что послание из Каира, только прочитав адрес на конверте.

Неужели Хафез решил так снестись с ней?.. Имя отправителя не было проставлено…

Меила поняла, от кого письмо, надорвав конверт. Оттуда выпал листок атласной бумаги… а Меила все не смела взглянуть.

- Боже мой, - прошептала она.

Наконец взяв листок, Меила вдохнула легкий мускусный запах. Потом снова опустила письмо на колени. Меила сидела одна в гостиной, где имела обыкновение разбирать почту.

Наконец египтянка подняла листок и вчиталась в ровные черные строчки.

Почерк был ей незнаком: но округлостью и наклоном букв смутно напоминал иератические знаки, скоропись, которой пользовались жрецы Та-Кемет. Однако послание было на английском - и притом в стихах!

“Любить - значит верить, что Маат заключена в тебе.

Я вхожу в тебя, и ты делаешь меня Осирисом.

Я держу твои руки, хотя стены разделяют нас.

Боги умрут, боги родятся - но ты пребудешь моей”.

Это было все, что написал ей неизвестный, - но этого было довольно.

Выпустив из рук листок, Меила спрятала лицо в ладонях. Она задыхалась, потрясенная этим стихотворением, подобным тому, которые фараон-отступник Эхнатон посвящал своей Нефертити. Только это творение было намного эротичнее… и более властным.

Имхотеп, как и всегда, не просил о любви - он утверждал свою любовь!

Снова поднеся к глазам письмо, Меила перечитала стихи, уже спокойней. Теперь на ее губах играла восхищенная улыбка. Всего три недели как жрец учился языку О’Коннеллов - но в этом послании он не допустил ни единой ошибки: а некоторая тяжеловесность, почти академическая строгость, вместе с чувственностью, именно и должны были отличать его слог…

До самой ночи Меила не находила себе места. Письмо пришло к вечеру - Меила радовалась, что скоро можно лечь спать и скрыть свои чувства ото всех. Но, вместе с тем, ей было страшно лечь.