– Вон, узаконили однополые браки, педофилию, инцест и катим, и катим… Ловишь? Скажешь, совпадение? Так вот сначала атеисты узаконили одни цели – семья, дом, универ, там, карьера – вполне безобидные, но время идет, всё меняется и теперь уже пошли дальше, узаконили другие – те же самые браки, извращения, ювенальные изыски. Завтра объявят третьи – в обморок упадем. И обществу конец. Сначала расколем. Потом стравим. Примеров уже пруд пруди. А религия как столп – заповеди и всё. Не моги! Непреложный закон стабильности и мира среди людей. Этим и объединяет. Тыщи лет!
– А Израиль при чем?
– А при том. Если библия права, попытки собрать народ снова – жалкие потуги. Не даст тот, кто разбросал по небу заезды! Звезды… – повторил Самсонов, – экий выдумал политкорректный оборот! А евреи уперлись и мочат всех направо и налево ради этого, – он размашисто рубанул воздух. – Вообще, Библия – удивительная книга. Вот сказано… – он поморщил лоб, вспоминая, – «…и ты будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы; и господствовать будешь над многими народами…»[25]. Это тоже про евреев. Как тебе? Вот теперь вспомни, кто у нас банкиры? Во всем мире? То-то же! Чистая правда написана. А значит, так тому и быть.
– Ну и нам, выходит, бороться бесполезно, если аналогию проводишь?
– Так и есть. «И дано зверю победить» – тоже из Библии.
– Да ну тебя! На людях такое не брякни. Тоже мне, новоявленный Сократ! И потом, среди евреев полно христиан. Ты уж говори – иудеи.
– Не…это понятно. А вот начни, полистай книгу-то! На всё по-другому смотреть начнешь.
– Сложно всё это. Особенно сегодня. А вот ты другую книгу почитай. Мы ведь сами создали Израиль. Если я правильно помню, Громыко – наш представитель на генассамблее ООН – еще до всяких «де-факто» заявил: евреи заслужили своё государство, и оно должно быть! А у нас было две трети голосов. Короче, мандат как государство, Израиль получил от Сталина. Потом и «де-юре» признал первым. Да и воевали с первого года нашим оружием – штаты наложили эмбарго на поставки. Не Сталин – смели бы арабы как пыль в море. Чего сейчас об этом говорить.
– Только у них по всему Израилю памятники Трумэну! Но я ж не к тому!
– А… – Виктор махнул рукой. – Ну, назначили лепшим другом сионистов. Так если бог отказался, как ты говоришь – компания подходящая. Тот бомбу на Хиросиму, эти… ладно, проехали.
Некоторое время они шли молча. Двое мальчишек обогнали пару, пиная банку из-под пива.
– Батя говорил, в каждом дворе хоккейная коробка была, – пробурчал Виктор. – В стране-то при коммунистах. В секции зазывали – хочешь на бокс, хочешь хоккей. Лыжи на базе бесплатно давали – только ходи. А сейчас, вон, бесплатно только…
– Проехали, говоришь? Не скажи. Обреченность Израиля – бомба, – Самсонов взялся за свое. – И мы все дальше от храма. Только атрибуты оставили… кресты, там… Вот ты, когда в последний раз свечку ставил? – он цокнул языком. – То-то же. Ничего не построим. Среди барахла и жратвы – другое вообще мозги не занимает. Пипец миру подходит.
Бочкарев усмехнулся:
– Давай-ка, пророк, другие варианты, оптимистичней. В твоем стиле, а то затеял…
– Да пожалуйста! Ведь у нас неразлучимая связь с Израилем-то! – Самсонов хихикнул. – Крым и Тель-Авив в одном часовом поясе! А значит, в Севастополе футбол садятся смотреть с евреями одновременно. Как и пиво отхлебывать.
Бочкарев отмахнулся: короче, хорош об этом.
Друзья с минуту шли молча, как вдруг громкий голос заставил их остановиться:
– Молодые люди! Разрешите с вами познакомиться!
Женщины сидели на скамейке, череда которых слышала и не такие разговоры.
– О! Дамы! А как впереди оказались? Мы чуть мимо не проскочили! Потеряли бы, – Самсонов улыбался.
– Ты бы точно не сожалел, – жена иронично усмехнулась. – И Виктора бы утащил.
– Ну, кому наступить-то на хвост есть! – Галина Андреевна решительно поднялась и направилась к ним.
– Дорогой, – она поправила Бочкареву шарф, – дамы желают по чашечке кофе, – и кивнула на маленький павильон в глубине сквера. – А поклонникам чая разрешается через часок забрать нас оттуда. Если их не опередят.
– А… может, и мы…. – Виктор, было, тронулся туда же.
– Отлично! – дернул его за рукав Самсонов. – Свежий воздух нам к лицу! Неужели душная «кафешка» заменит удовольствие от прогулки на нем?
Галина Андреевна с подозрением глянула на него:
– И так уже красный… в зеркало-то глядел?
– Это только снаружи! – парировал Самсонов. – Внутри – я либерал!
– Не перевирай Довлатова, – женщина с досадой махнула рукой.
– Знаете, что… – сухо вмешалась Толстова, вставая, – постарайтесь получить удовольствие именно от прогулки, а не от чего-то другого. Ты меня понял, либерал?
– Ну, Люд, прямо…
– И недвусмысленно, – та строго глянула на мужа. – Пошли, Галь.
Подруги направились в кофейню. Через минуту они уже сидели за столиком.
– А ты кремень, Людка, – Галина разорвала пакетик с сахаром, восхищенно глядя на подругу. – Я так открыто не рискую.
– Знаешь, если муж заявляется в три часа ночи, должен следовать один вывод – не дать ему продолжить «карнавал» утром.