The fall (ЛП)

Наконец, после того, как я почти засыпаю, я открываю глаза и сажусь, чтобы сделать глоток из стакана воды у моей кровати. Я прижимаю ладони к глазам и снова зеваю. Вытянув руки за спиной, я поворачиваю шею, слыша удовлетворенные щелчки. В спальне светло, солнечный свет проникает сквозь щель в занавеске и согревает мои ноги. Я шевелю пальцами ног, наслаждаясь тем, что мне не надо никуда идти — ни работы, ни детского сада, абсолютно ничего.

Подняв волосы, я закрепляю их резинкой и немного ополаскиваю лицо водой из-под крана, прежде чем отправиться на поиски Коди и завтрака.

Он примерно в трех футах от телевизора, его маленькие ножки крест-накрест под ним, руки прятались в колени.

— Разве я не говорила тебе, что нельзя сидеть так близко?

Я беру его под руки и сажаю на диван, прежде чем быстро поцеловать в голову. Он едва шевелится. Его глаза прикованы к телевизору.

На кухне тепло от редкого утреннего солнца, окно над раковиной освещает потрескавшийся линолеум под ногами. Я знаю, что должна думать о том, как оплачивать счета и откуда взять деньги на аренду квартиры в следующем месяце — особенно после того, как вчера вечером вернулась домой с восьмьюдесятью долларами, — но мне все равно.

— Хочешь позавтракать, Коди?

Я беру тарелку Коди и высыпаю крошки из его ужина в раковину, прежде чем открыть кран, подставляя руку под струю воды, пока старые трубы скулят и напрягаются от усилия. Требуется добрая минута или около того, чтобы горячая вода нагрелась, но когда она, наконец, прибывает, я мою наши две тарелки и складываю их рядом с раковиной.

— Коди?

Вытирая руки, я поворачиваюсь к гостиной, где Коди все еще смотрит телевизор. Перегнувшись через спинку дивана, я легонько толкаю его в ребра.

— Эй, молодой человек, — он поворачивается, хихикая и пытаясь оттолкнуть меня, когда я слегка щекочу его. — Я спросила, будешь кушать?

— Можно мне блинчиков?

— Сегодня никаких блинов. Как насчет хлопьев?

Пожав плечами, Коди снова поворачивается к телевизору. — Окей.

Я открываю холодильник, и хотя я точно знаю, что там, это все еще удар в живот, когда я вижу голые полки. Я нюхаю молоко и кладу его обратно рядом с половинкой масла и мягкой морковкой. Закрыв дверцу холодильника, я вижу фотографию Коди на его последний день рождения. Глянцевый принт немного завивается по бокам, но фотография по-прежнему яркая, как всегда. Его лицо покрыто голубой глазурью и крошками шоколадного торта, как и красная футболка. Его волосы еще не завились, как сейчас, а щеки розовые и мягкие, полные детского румянца, который он начал терять за последний год. Мальчик на картинке и маленький мальчик, смотрящий телевизор, кажутся совершенно разными. Коди, который сидит на диване позади меня, начал превращаться в парня. Его отец был высоким, и Коди растет на глазах. На самом деле, так много черт, которые делают его отца привлекательным, что я могу только ожидать, что он будет таким же красивым. Идеальная впадинка над верхней губой, золотистые светлые волосы, строгий изгиб бровей, который появляется, когда он сосредотачивается на чем-то, — все это Эрик. Еще у него отцовские глаза — такие холодные, ярко-голубые, что их видно за милю. Но там, где Эрик ледяной и пронзительный — Коди яркий и красивый, маленькая и нежная душа.

Мысли об отце Коди заставляют мое сердце сжаться на мгновение, и на долю секунды, когда я смотрю на солнце, я жалею. Я тоскую по дням, проведенным в поездках по городу с ним и его мальчиками, с его рукой на моем плече и босыми ногами на приборной доске. Мой желудок трепещет от воспоминаний о ночах, проведенных, прячась от мамы на заднем сиденье той машины, о скунсовом запахе травы, смешанном с сосновым освежителем воздуха. Мысленно я вижу его улыбку, ту же улыбку, что и на лице его сына, и мне хочется снова оказаться там. Там, где можно увидеть звезды, где дороги длинные и пустые, и где все было легко и беззаботно, пока всё не исчезло.

Но я хотела бы, чтобы Эрик остался мальчиком, а не мужчиной, которым он стал, и этот факт превращает трепет в моем животе в лед, и бабочки тонут, как свинцовые гири.

— Иди завтракать, детка, — говорю я, стряхивая воспоминания с головы.

Я кладу хлопья в миску Коди и смотрю, как он соскальзывает с дивана и идет на кухню, бесшумно ступая носками по полу. Он подтягивается и садится в кресло, терпеливо ожидая.

— Хочешь сегодня повеселиться? — спрашиваю я, наливая остатки молока в его пластиковую миску.

Его ноги раскачиваются взад-вперед, и он кивает.

— Вот как? Как насчет того, чтобы пройтись по магазинам, а потом пойти в парк?

Его голубые глаза загораются, когда он слизывает молочные усы с верхней губы. — А мороженое?

— Может быть, — говорю я с полным ртом сухих хлопьев. — Но только если ты сначала соберешь все свои игрушки.