The History of Bones: A Memoir: A Memoir

Питер Гордон сделал первый и последний щедрый поступок, который когда-либо случался со мной в музыкальном бизнесе. Его группа была хедлайнером, и мы должны были получить около сотни баксов. Но поскольку мы были так хороши, и поскольку он понял, что большая часть публики пришла посмотреть на нас, он дал мне дополнительные 75 долларов из своих собственных денег. Может показаться, что это пустяк, но это была большая сделка и невероятная щедрость.

О нас писали во всех газетах. Это было очень волнительно. Помню, как мы гуляли с Арто пару вечеров спустя. Мы сияли от успеха.

"Если бы мы могли получать по двести баксов за каждое выступление и играть раз в неделю, мы были бы в полном порядке".

Мы начали играть. Третий ярус, "Ура", театр на корточках. Мы играли по тридцать пять минут. Это был наш сет. Это было все, что мы знали. Я заставил всю группу одеться в костюмы из магазина. Все белые рубашки и галстуки были помяты. Это было вроде бы элегантно, но в то же время и некрасиво; например, если на ваших черных туфлях была серая лента, удерживающая их вместе, это было лучше, чем если бы ее не было.

Однажды вечером Лиза Розен стояла в зале рядом с мужчиной, который посмотрел на нас, пятерых очень белых, истощенных парней, и сказал: "Боже мой, они выглядят такими нездоровыми".

Лиза ответила: "Я знаю! Разве это не чудесно?"

Это было "Безумие ящерицы". Очереди выстраивались вокруг квартала, и люди пытались достать билеты. Энди Уорхол сидел в первом ряду.

Удивительно, как быстро человек становится высокомерным.

Кокаин так хорошо подействовал в первый раз, что мы продолжали его употреблять. К тому же я был настолько застенчив, что не мог представить себе выход на сцену без помощи наркотиков и алкоголя. Но кокаин, который так волшебно подействовал на первом концерте, после этого уже никогда не работал так же хорошо. На самом деле, он испортил множество шоу. Я выходил на сцену, скрежеща зубами. Я чувствовал, как кокаин капает в горло, но потом рот немел, я не мог контролировать губы, и мундштук вылетал. Мы играли все слишком быстро. "Слишком быстро" - это даже не способ описать это. Это было неистово и часто настолько же запутанно, насколько и мощно. Его следовало бы назвать "Джаз автокатастроф". Мелодии, выпрыгивающие из огромной разрушительной суматохи.

Кокаин - плохой, ужасный наркотик.

Иногда мы были великолепны, но не всегда. Мы еще не знали, что делаем. Одна из самых важных вещей в живом исполнении музыки - это слышать себя на сцене и знать, как справляться с мониторами и с тем, что ты не слышишь. Это постоянная проблема, особенно с громкими группами, по крайней мере, с бедными, а мы были очень громкими и очень бедными.

Несмотря на непоследовательные выступления, мы получали много внимания от прессы. Люди из звукозаписывающих компаний приходили в гримерку, и мы говорили им, чтобы они проваливали.

"Привет, Джон! Я из Columbia Records и..."

"Убирайтесь отсюда!"

Парень в своей модной прическе и наряде на секунду замер в замешательстве.

Вся группа просто кричала: "Убирайтесь отсюда!".

Я бы хотел, чтобы мы никогда не переставали говорить им об этом.

Мы с Лейсой были на мели. Группа иногда играла, но через неделю у нас не оставалось денег. Они постоянно отключали электричество или телефон. У меня была сумка, полная солнцезащитных очков, которые я купил, чтобы раздать зрителям на акции "Лейкемия" в Squat Theatre, но так и не организовал ее. Так что у меня было около сотни пар дешевых солнцезащитных очков. Лейза раскрасила их и получила по 3 доллара за штуку в местных панк-магазинах. Она бежала домой с 300 долларами в руке.

Мы никогда не ели достаточно еды и слишком много пили. Спиртное обычно было бесплатным, а вот с едой было сложнее.

 

-

Я познакомился с Жаном-Мишелем Баския в клубе "Мадд". Он был еще ребенком - ему было не больше семнадцати - со смешной стрижкой. Он ухмылялся от восторга, когда танцевал. Я называл его Вилли Мейсом. Дело было не столько в том, что он был похож на Вилли Мейса, - он и правда был немного похож, - сколько в том, как ему нравились его глупые танцы.

В 1949 или 1950 году, еще до моего рождения, моя семья жила в Миннеаполисе. До "Твинс" у них была бейсбольная команда низшей лиги. Молодой Уилли Мэйс приезжал туда по пути в профессионалы, и мой отец часто ходил смотреть на его игру. Он говорил, что у всех сердце разрывалось, когда Вилли Мейса вызывали в высшую лигу, потому что за ним было так здорово наблюдать. И отчасти его замечательность заключалась в легкости, с которой он играл, и в радости, которая от него исходила. Танцы Жана-Мишеля не были изящными или элегантными - на самом деле они были ужасными, - но он, безусловно, получал огромное удовольствие от этого, в заброшенной манере. Из-за этого я прозвал его Вилли Мейсом, а он в ответ назвал меня Вилли.