The Hunger Games (СИ)

- Как это – убить собственных родителей? Расскажи, что ты чувствовал, малыш. – Я скопировал его тон, которым он спрашивал меня. Луи приходил в ярость. И это было для меня тем якорем, за который я держался, чтобы мои чувства не вырвались наружу. Пусть лучше он бесится, чем я рыдаю. В своих мыслях я уже не узнаю себя. Кажется, на арене я сошел с ума. Но особого выбора нет – или ты подстраиваешься под ситуацию, или ты умираешь. Приходится выбирать меньшее из двух зол. Но в какие-то моменты кажется, что лучше уж смерть, чем быть таким человеком.

- Знаешь, это было по-разному. Я был рад убить отца. Когда я смотрел, как он умирает, чувствовал себя самым счастливым в мире. Я сделал так, чтобы он долго мучился за все, что наделал. И это было так. Он умирал, а я наслаждался. – Луи расплылся в довольной улыбке, а я не мог понять, как человек может быть настолько бессердечным. Это страшно – быть таким уродом внутри. – Но ты прав, терять иногда бывает больно. Моя мать погибла при родах, я ведь говорил. И я не чувствовал ничего. Я не знал ее. Все, что осталось – один несчастный кулон. Разве можно горевать за этим? Но благодаря рассказам доброго отца, который с самого рождения убеждал меня, что я убийца, что лучше бы я умер, заставил меня в какой-то момент пожалеть. Но мимолетное чувство не стоит того. Нельзя горевать об умерших – им и так все равно. Лучше жить своей жизнью. – Ответ Луи был более чем правдивым, но мне показалось, что он врет на счет чувства вины. Не можно не чувствовать ничего по такому поводу. Я знаю на личном опыте. Ему должно быть больно. Каждому должно. Ведь человек не может быть таким жестоким и бесчувственным – такими не рождаются. Можно быть холодным, но чтобы превратиться в айсберг, нужно время и холод – переломный момент, в который все вокруг становится чужим. И если ты выберешься оттуда – будешь жить. Несчастно, ужасно, одиноко – я знаю, как это, но даже так лучше, чем быть победителем, который слишком очерствел, чтобы чувствовать. А если нет – пример этого стоит прямо передо мной. Еще один вопрос. Мой черед.

- Ты терял еще кого-нибудь? Был ли человек, что заставил тебя почувствовать боль? – Это вопрос, на который я больше всего хотел услышать ответ. Должен же был быть кто-то такой.

- Нет. Больше никого.- Голос Луи был слишком необычным, чтобы поверить. Он выглядел как раненый зверь – ему больно, он зол и готов защищаться.

- Уговор – правда. Ответь на мой вопрос. – Я настаивал на своем.

- Это правда. Или тебе по слогам все проговорить? В этой жизни я никого не терял, если, конечно, не считать тех, кого я убил. А их счет пошел уже на сотни. – Луи улыбался, пытаясь придать жестокость своим словам, но я знал, что чем-то задел его. Это единственный раз, когда он не смог притвориться. Это что-то слишком личное. Но теперь меня пугала новая вещь - жертвы Луи. Если их уже больше сотни, то кто они? На арене он убил пятнадцать, может больше. Но кто остальные? И где? Мне стало страшно.

- Расскажи правду! – Я приставил лезвие к его шее, но это парня не напугало. Он был слишком зол. Если достать его еще сильнее, он расскажет все на эмоциях. Если до этого меня не убьет, конечно. Луи сделал глубокий вдох, прежде чем начал говорить.

- Не доставай меня. Тебе же хуже будет. – Луи прошипел это сквозь зубы. Я покрылся мурашками, а сердце начало биться слишком быстро. Он меня пугает. Его взгляд – безжалостный и холодный, его голос, его вид. Я начал жадно глотать воздух, пытаясь не показывать своего настоящего волнения, но он точно это заметил. Этот парень меня слишком пугает. Появляется чувство, как будто я задыхаюсь, но давать ему преимущество нельзя. Иначе мне конец.

- Еще посмотрим. – Я приставил лезвие еще ближе к его коже и немного надавил. Несколько капель крови сразу появились на стали. И в этот момент Луи сорвался. Я еще никогда не видел его настолько злым и разъяренным. Мне стало страшно за себя, за свои действия. В этот момент я был напуган, как никогда.

- Хочешь знать все? Это – месть! И знай, заплатят все виновные. Счет пошел на сотни, а должен на тысячи. Каждый капитолиец, который виноват в смерти моей сестры заплатит кровью! – Луи прокричал мне это в лицо, оттолкнув к стене. Он сам порезался еще сильнее, но и чуть не перерезал мне горло. Было больно, я знал, что на моей шее теперь рана. Но оно того стоило. Я и Луи оказались прижатыми друг к другу, а каждое неосторожное движение могло иметь летальные последствия. Но он был слишком зол, чтобы это понимать. Луи начал говорить правду, сам того не ожидая и не желая. Я добился своего, но его история – что-то большее, чем кто-либо мог ожидать.