Советские художники в Венеции оказались в странном положении: если это и был их выход на международный уровень, то одновременно это было ностальгическое путешествие в их прошлое. Если они потратили годы, опровергая обвинения в том, что стали новыми официальными художниками, теперь они вынуждены были признать, что так оно и есть, хорошо это или плохо. С ними обращались так же, как раньше обращались с официальными художниками, и это проявлялось во многом: их работы были доставлены в Венецию за государственный счет, за государственный счет устраивались приемы в их честь, за каждым их шагом следили и регулировали их деятельность. Это было великолепное и странное время для художников, выставлявшихся в советском павильоне, но это было странное время и для остальных русских, приехавших в Венецию и не выставлявшихся в советском павильоне. Структура биеннале такова, что у каждой страны-участницы есть свой павильон, здание в районе Джардини, в павильоне выставляются работы, отобранные соответствующими представителями страны. В большом, находящемся по соседству здании располагается раздел «Аперто» (от итальянского «открытый»), в котором представлены работы художников из разных стран, отобранные несколькими независимыми кураторами, не имеющими никакого отношения к властным структурам тех стран, которые представляют художники. Работы, представленные в «Аперто», обычно созданы молодыми, менее известными и более радикальными художниками, в павильонах же обычно выставляют художников, чьи достижения хорошо известны в странах, откуда они родом.
Вадим Захаров на выставке в КЛАВе, 1987
В «Аперто» выставлялись Костя и Лариса Звездочетовы и Никола Овчинников. Еще в Венецию приехали Николай Козлов, Толя Журавлев, Маша Серебрякова, Ольга Ройтер (жена Андрея), Таня Салзирн, Алексей Шульгин и несколько молодых художников, которые захотели окунуться в гущу событий, многих из них привезли с собой дилеры, которые все равно ехали в Венецию и решили, что художникам тоже стоит на это посмотреть. Там были Борис и Наташа Гройс и еще десятки людей, более или менее связанных с советским искусством: такие артдилеры, как Роналд Фельдман и Томас Крингс-Эрнст, сотрудники Центра современного искусства в Прато и Культурхусета, западные художники, которые были на выставке «10+10». В советском павильоне были выставлены работы Айдан и Евгения Митты и Александра Якута, двух ее партнеров по «Первой галерее», Сергея Волкова и двоих из «Чемпионов» – Андрея Яхнина и Гии Абрамишвили.
Мария Серебрякова,
История с советским павильоном вообще очень запутанная. Первой проблемой было выбрать подходящую фигуру для отбора художников на биеннале. Комиссаром павильона (комиссар в Венеции – это человек, который принимает решения и фактически является куратором выставки) был некий типичный самодовольный бюрократ, занимавший эту должность многие годы, ему очень нравилось жить в Венеции и совершенно не хотелось, чтобы в его жизни что-то менялось. Приглашение отобрать художников, как обычно, было отправлено в Министерство культуры и в Союз художников.
Что случилось на этом этапе, так и осталось неясным, видимо, кто-то понял, что СССР выставит себя на посмешище, если опять пошлет кого-то из функционеров Союза художников, которых традиционно посылали провести хорошую недельку в Венеции, и решили, что нужно послать неофициальных художников.
Это само по себе было важным шагом. С тех пор как аукционному дому «Сотбис» и организаторам выставки «10+10» пришлось выдержать битву за то, чтобы показать работы неофициальных художников, многое улучшилось: вывозить работы и выезжать художникам стало немного проще, у неофициальных художников появилась возможность иметь свои выставочные площадки в Москве. Но Союз художников по-прежнему стойко держался официальной линии и для исполнения официальных функций выбирал людей исключительно из самых несгибаемых противников компромиссов. Практически невозможно было представить, что эти люди вот так запросто отдадут биеннале, самый лакомый кусочек, кому-то постороннему.
В то же время поступить иначе тоже было невозможно. Председателю Союза Таиру Салахову пришлось противостоять волне национализма, который распространялся в среде официальных художников – они заявляли, что они русские и не желают, чтобы ими руководили азербайджанцы, даже если те прожили всю жизнь в Москве и говорят на безукоризненном русском языке. Салахов оказался в сложной ситуации, он понимал, что не может сам выбирать художников для советского павильона, потому что это вызовет гнев членов Союза, если он возьмет не их, и снисходительные насмешки неофициальных художников, которые относились к нему с нескрываемым пренебрежением. Но кому предложить выбрать художников? Британских художников отбирал Британский совет, американских – Национальный фонд искусств. Во всех странах это было решение, которое принималось некими официальными организациями, подобными той, во главе которой стоял он сам.