The Last station

Сейчас же на горизонте праздников нет, но он все равно чувствовал апатию и безнадегу, когда смотрел на «рядовых пациентов». Становилось душно и тоскливо – сколько памятных моментов они пропустили, находясь здесь. Как сузился спектр чувств, который им доступен. Это правда его волновало. Пациентов держат в стабильной среде, минимум стресса, минимум телодвижений, минимум развлечений и впечатлений. С тем же успехом они могли сидеть всю жизнь в комнате родного дома и с безразличием смотреть в окно, пока еду приносят близкие.

Сам Паша от стагнации не страдал, не убивался, но этих людей было жаль.

Поэтому сейчас он заставил себя отвернуться, чтобы переключиться на кого-то другого. Несмотря на раздражение, компания Луизы лучше, чем кого-то из «рядовых». Он нашёл её взглядом ещё за завтраком, в углу, вяло перебирающую рисовую кашу. Она казалась ещё не проснувшейся, помятой, «незагрузившейся», и он решил не встревать в её и так сложные мыслительные процессы.

Сейчас же есть свободное время до следующей групповой терапии.

Вялой поступью он прошёл через всю комнату отдыха к ней. Луиза подняла на него встревоженный взгляд, ожидая хоть чего-нибудь – едкость, колкость, извинения, шутку, стих, хоть какое-нибудь приветствие, но не получила ничего. Он сел рядом на диванчик и почему-то молчал.

Вид открывался на всю комнату, и если подключить воображение, можно представить, что они сидят тут вдвоём у телевизора, транслирующего один и тот же телесериал.

– Ты пугаешь, – заключила она после первичного осмотра. Но затем продолжила уже без напряжения: – Неплохо выглядишь.

– Ты тоже, – тихо ответил он, не поворачиваясь в её сторону.

Луиза действительно была приятной внешности, аккуратной и ухоженной, видно, что следила за собой. «И могла самостоятельно обслуживать своё тело», – добавил бестактный голос в мозге.

Волнистые волосы, тонкие губы, впалые глубокие глаза. Она не была красива в привычное понимании красоты, но её внешность запоминалась и в архиве памяти выделялась на фоне прочих однотипных лиц. Почему Паша не замечал этого раньше?

Когда она молча сверлила окружающих своими зелеными глазами-блюдцами, думая свои сложные думы, складывалось мнение, что она старше своих лет и успела повидать дерьма.

Одета она была, как и все, в нейтральных цветов одежду, которую взяла с собой из дома, – спортивные штаны и толстовка с капюшоном. На ногах теплые носки и шлепанцы. Утепление себя оправдывало, особенно когда за окном завывал северный ветер, а койка стояла у стены.

Пациенты с другого отделения тоже стали подтягиваться в общий зал, и атмосфера уныния рассеивалась. Контингент разбавился вполне обычными апатичными людьми среднего возраста и некоторыми балбесами. Мимо них как раз прошли два парня, решившие тут откосить от армии, и негромко перехихикивались. Неожиданно возникла мысль о том, что Павел завидует их непосредственности и «нормальности». Они не загоняются, не вглядываются во тьму своего сердца, а просто живут, планируют, решают дела по мере их поступления.

Паша просто другой и от этого иногда завидно. Но это не значит, что он не научился притворяться.

– Так ты, ну, в порядке? – словно через силу спросила Луиза, проследив за его взглядом.

– Угу.

– Как рука? – спросила следом, будто прощупывая почву.

– Неприятненько, – произнёс он и в подтверждение пошевелил перевязанным запястьем. Щипит. – Ты как?

– Тоже.

Он не помнил конкретно ничего о её увлечениях, проблемах, о том, о чём она рассказывала на групповых сессиях, и потому не нашёлся, что спросить ещё.

– Так а почему ты называешь себя Луизой кстати? – без задней мысли спросил он.

К его удивлению, девушка молчала. Она как-то сразу осунулась. Сникла. Расстроилась что ли. Он явно сделал что-то не так.

– Что-нибудь было ещё интересное после того, как меня забрали? – всё-таки перевёл он тему на менее личную, как он подумал. Она тяжело вздохнула, будто резко вспомнив картину минувших дней. Как его, забрызганного кровью, быстро схватили санитары и увели в кабинет фельдшера. Паше интересно, продолжилась ли терапия, как себя повела Инга, чем они ужинали, говорил ли с каждым из них потом доктор Крашник. Но Луиза была лаконична:

– Ничего вроде.

«Молчаливый одиночка был интересен ей ровно до того момента, пока она не узнала его поближе», – так расценил он взгляд Луизы, когда мельком поймал его на себе. Смущение и стыд, непонятно откуда взявшиеся, проскользили по спине. Луиза, вероятно, сожалеет, что когда-то решила заобщаться с ним, чтобы «её перестали насиловать на индивидуальных сеансах». И она только и думает, как отсесть от парня.

Ему отчего-то стало совестно, что он разочаровал девушку. Луизу. Она ожидала, наверное, кого-то нормального, но познакомилась с ним. Ему захотелось извиниться и исчезнуть подальше от её взгляда.

Ну вот опять, настроение в помойку.

Когда же это всё нахрен закончится.

***