The Last station

Паша думал и анализировал. Прокручивал в голове свои действия. Было стыдно, но не за кражу, а за свою глупость. Неосмотрительность. В отделении полиции на него смотрели с легкой ухмылкой. Ну да, конечно, им в жизни не пришла бы такая идея, они бы не опустились до магазинной кражи, они – молодцы, а Паша – дурак. А чего с дурака возьмёшь? Посадить его на пятнадцать суток и влепить штраф. Так они мыслили и, не скрывая, перешушукивались при нём же.

«Унизительно», – в который раз повторял себе парень и не отводил от них злой взгляд. Когда ему в общих чертах объяснили дальнейший ход дела, он подумал, что хуже, чем это, в жизни ничего уже не может произойти.

А потом, менее чем через пятнадцать суток, его отпустили за хорошее поведение. Да и шутка уже о «голодающем Поволжье» никого не смешила, а кормить его и выделять свободную койку – только в убыток. Штраф всё же выписали.

За это время Паша немного ближе познакомился со своими надзирателями и привык к ним. С одним из них они даже обменялись телефонами, потому что Павел занял у него денег на первое время, но не об этом речь.

По выходе Паша уже с твёрдой решимостью пошёл разбираться со своим дерьмом, чтобы больше не попадать в такую ситуацию.

Чёрная, во всех смыслах, полоса в его жизни, оставила мораль: как только ты попытаешься дерзить, судьба вернёт тебе это в троекратном объёме в виде мощного подзатыльника. А если ты подумал, что можешь оседлать судьбу, то тебя тут же выбросят из седла.

Мораль ещё одна: благодаря тому, что он насильно был выпнут на путь исправления, он стал на шаг ближе к истине, которая открыла ему глаза на мироустройство и Систему.

***

Он мог сидеть и дольше. Вариться в собственных сожалениях и сомнениях. Но по истечении сорока восьми часов медбрат постучал, заставив Павла проснуться от погружения в прошлое. Что ж, если они думали, что ему не хватит упорства высидеть и он станет мягче, покладистее, то они ошибались. Он всё ещё неуклоним от своей цели.

Его незабвенную подружку выпустили только на следующие сутки. Павел увидел её в общей гостиной, пока был занят тем, что развлекал себя всеми возможными способами. Она заторможено ввалилась в общий зал и приглядела незанятый диванчик. Прошла мимо парня и даже не посмотрела, словно не узнав обидчика. Вид был взъерошенный, напоминая невыспавшегося подростка после сумасшедшей ночки. Плохая координация выдавала в ней пару успокоительных таблеток. Видать, девчонку не так легко было утихомирить. Заострять внимание долго не хотелось, тем более после того, как первые сутки он действительно думал только о ней и об их короткой стычке. Искал подводные камни, потому что делать больше-то нечего в заточении. А теперь у него отлегло, да и есть занятие поинтереснее. Пусть идёт к чёрту. Это не важно теперь.

Изрядно потрудившись, он наконец смог скомковать смоченный хлебный мякиш, чтобы затем использовать его, как сырье для лепки. Ключа из него всё равно бы не получилось. Можно, конечно, нашинковать этим месивом замочную скважину двери, чтобы задержать людей, которые попытаются пройти через неё, но пока практической необходимости в этом не было. Павел отложил первый комок в сторону, принимаясь за следующий кусочек. Курить хотелось нестерпимо. Хлеб под пальцами напоминал теплый галлий – металл, плавящийся в руке при температуре человеческого тела. Он бесполезен в строительстве, но зато широко используется в создании зеркал и термометров. Павел когда-то был хорош в этих всех металлах, а теперь он в психиатрической больнице. Лепит фигурки из хлебного мякиша. Ходит на групповую терапию. Вокруг него умалишенные, и он – один из них. Поздравьте его!

Как он должен справляться? Хорошо, что человеческая жизнь – это не навсегда. Через несколько дней всё, наверняка, наладится. Только бы дотерпеть. Никому нельзя давать знать, что его чемоданчики всегда собраны и стоят у порога.

Он продолжал делать заинтересованное лицо, разминая хлебные колбасы в один подвижной состав, и раскладывал по столу. Весь его вид был сосредоточен и как бы говорил, что он невероятно занят и лучше к нему с бесполезными разговорами не подсаживаться.

Часть 3. Психоз

Взгляд медбрата прожигал спину, но как только Паша оборачивался, парень смотрел спокойно и будто не на него. Смешно от этих догонялок, с одной стороны. А с другой, он даже побриться нормально не может. Бритву по понятным причинам не дают, а электрической машинкой гладкости не добьешься. Поэтому либо ходи с брутальной небритостью, либо проси, чтобы санитары сами побрили тебя, контролируя каждое движение, а на такое Паша соглашаться не намерен. Можно, конечно, ходить как жуткий дед, что оброс бородой до грудины: каждый день он выкидывал новые фокусы на «радость» медперсоналу, и здесь это вроде как в порядке вещей. Но это не путь Павла. Он старался обходить эту сторону жизни и совсем уж не уподобляться.