Женщины поддерживали меня под руки, мужчины издавали отвратительные вопли и рвали на себе волосы. Когда мы дошли до хижин, австралийцы вынесли нечто вроде, ведра из сухой коры с кашицей из смолы. Я с жадностью накинулся на еду.
Туземцы называли меня Муррангурк. Потом я узнал, что это имя человека из их племени, который похоронен на том месте, где я нашел кусок копья.
Австралийцы верят, что после смерти попадают в какое-то место, где становятся белыми людьми, а затем возвращаются в этот мир и начинают новое существование.
- -
* Верование, будто белые - это, возвратившиеся из царства мертвых коренные жители, было распространено в значительной части восточной половины Австралии. Бакли не первый беглец, которого по этой причине дружелюбно приняли австралийцы. Его бывший начальник Давид Коллинз пишет в своей книге «Рассказ об английской колонии Новый Южный Уэльс», изданной в 1798 году, что в 1795 году около Порт-Стефенса (морская бухта к северу от Сиднея, вблизи которой ныне расположен город Ньюкасл) военный корабль обнаружил четырех беглых каторжников. Коренные жители тепло приняли их «как своих павших в боях предков». Они были уверены, что к ним из-за моря явились в гости погибшие сородичи. Один туземец даже «узнал среди белых своего отца».
Мы не располагаем сведениями о том, как представляли себе загробный мир люди племени
--
По представлениям австралийцев, все белые люди до смерти принадлежали к их племени, а потом вернулись к жизни, изменив только цвет кожи *. И если туземцы убивают белых людей, то, как правило, лишь потому, что «узнают» в них своих личных врагов или людей из вражеских племен. Я же, по убеждению моих новых знакомых, был их соплеменником, убитым недавно вместе с дочерью в сражении и похороненным под тем самым холмиком, который я видел. То, что в руках я держал остатки копья, утвердило австралийцев в их мнении. Этому-то предрассудку я и был обязан тем, что они отнеслись ко мне с такой добротой.
Вскоре мои хозяева ушли, показав знаками, чтобы я их ждал. Возвратились они с несколькими большими жирными личинками, которые водятся обычно в гнилушках, особенно же между корнями, и предложили их мне. Вкусы мои к этому времени так изменились, что я нашел угощение весьма изысканным.
Ночь я провел с австралийцами, но, не зная их намерений, никак не мог отделаться от тревожных мыслей. Несколько раз я порывался бежать, да где там! Сил совсем не было.
Женщины все время жалобно причитали и выли, раздирая себе лица самым безжалостным образом.
Страх мой все рос, но особенно жутко мне стало утром, когда я разглядел, какой вид бедняжки приобрели за ночь. Они исполосовали себе лица и руки глубокими кровоточащими царапинами, а края их прижгли головешками.
Австралийцы знаками объяснили, что хотят отвести меня к своему племени. Сюда они пришли в поисках смолы. Мне оставалось только согласиться.
Мы прошли несколько миль по равнинной местности, иногда продираясь сквозь кусты, достигли реки Барвон и перебрались через нее. Тут показались на фоне тростника черные головы австралийцев. Мне они напомнили большую стаю ворон. Около ста мужчин пошли нам навстречу, женщины же продолжали выкапывать коренья, которые они употребляют в пищу.
Мои друзья, вернее, мои новые знакомые, с которыми я шел, взяли меня к себе. Их дом, как и все хижины туземцев, представлял собой шалаш из веток, кое-где покрытый кусками чайного дерева или древесной корой. Хозяева предложили мне сесть, но я предпочел стоять, чтобы иметь возможность лучше наблюдать за их действиями.
В это время женщины затеяли за шалашами драку, и все мужчины, за исключением двоих, которые остались со мной, бросились их разнимать. Затем мужчины принесли коренья, поджарили и предложили мне. Драка, наверно, возникла из-за дележа кореньев.
Мое присутствие привлекало всеобщее внимание. Племя в полном составе - и мужчины и женщины - собралось вокруг меня. Некоторые били себя палками по груди и по голове, женщины пучками вырывали волосы.