THE LIFE AND ADVENTURES OF WILLIAM BUCKLEY

Не могу понять, почему я решил, что смогу добраться до Сиднея, двигаясь при этом в противоположном от него направлении. Мне было тогда невдомек, что, даже достигнув.цели, я тут же был бы схвачен как беглый каторжник. Вся эта затея была чистым безумием.

- -

* Когда Бакли распрощался со своими товарищами, их еще было четверо. Преподобный Нопвуд сообщает в дневнике, что в январе 1804 года двое из них предстали перед лагерным начальством: 16 января явился некто М'Аллендер с украденным у чиновника ружьем, а через восемь дней дополз до лагеря и второй беглец «в очень ослабленном состоянии». - X . Р.

- -

В первый день своего путешествия в одиночестве я увидел издалека большую группу австралийцев, расположившихся возле шалашей из коры и веток. Думаю, их было около ста. Несколько австралийцев заметили меня и направились в мою сторону.

Насмерть перепугавшись, я бросился к реке и в одежде переплыл ее, но с непоправимой потерей. Тлеющая головешка, с которой я не расставался в пути, затухла. Теперь я лишился возможности варить пищу и обогреваться.

К счастью, австралийцы не стали меня преследовать и вернулись к своим шалашам.

Успокоившись, я снова зашагал по направлению к морю. Спать я улегся в густом кустарнике, прикрывшись листьями, ветками и тростником.

Ночь я провел ужасную. Платье мое промокло, а погода стояла холодная - было начало весны. Когда рассвело, я прежде всего осмотрелся - нет ли поблизости австралийцев, не горят ли где-нибудь костры. Ничего не заметив, я покинул свое неудобное ложе и отправился дальше.

Побережья я достиг в часы отлива. На обнажившемся песке лежало множество моллюсков. Австралийцы называют их кудеру. По форме они немного похожи на устриц, но по размерам больше и мясо их тверже - пища, надо сказать, нелегко усваиваемая желудком. Внутри раковина напоминает жемчужницу.

Теперь я был вынужден проглатывать моллюсков сырыми, что усиливало жажду, а ведь пресной воды у меня не было. Только к вечеру я вышел к довольно глубокой и широкой реке Карааф и расположился здесь на ночлег. Эта ночь была еще хуже предыдущей: мне пришлось снять непросохшую одежду и развесить ее на деревьях. От холода и ветра я укрылся в высокой траве.

На следующий день я перебрался через Карааф и повернул от нее резко в сторону. Весь день меня мучила жажда, и, пытаясь утолить ее, я собирал с листьев росу, но и ее было мало, так как по ночам дул сильный ветер.

Заночевал я у реки Дуронгвар, и, как прежде, крышей мне служило небо, а постелью - голая земля. Меня одолевало беспокойство: днем я видел несколько пустых хижин австралийцев, значит, они где-то неподалеку. Поэтому я старался по возможности не углубляться в лес, хотя иногда был вынужден отходить от побережья, чтобы пересечь встречавшиеся по пути реки.

На следующий день я вышел к другой реке, которую. как узнал позже, местные жители называют Куарка Дорла. Из живых существ мне попадались на глаза только птицы да дикие собаки*. Последние при моем приближении убегали, но их унылый вой, особенно по ночам, заставлял меня с еще большей остротой ощущать безысходность моего положения.

Хотя и потеплело настолько, что мне казалось, будто я за несколько дней очутился в другом климатическом поясе, страдания мои не уменьшились. Напротив, усилилась терзавшая меня жажда, которую мне не удавалось утолить даже около рек: вода в них имела солоноватый привкус и во время отлива. Питался я по-прежнему исключительно моллюсками.

Мною овладело такое безразличие, что я, почти не думая больше о своей безопасности, с наступлением сумерек рухнул в изнеможении на землю. Утром, однако, я продолжил свой путь, но наступивший день был еще неудачнее предыдущего.

Мне не удалось найти ни одного моллюска, ни кусочка иной пищи, ни капли воды, и к вечеру я испытывал страшные муки. Назавтра я уже с трудом волочил ноги и был уверен, что наступил мой последний день. Мне все чаще приходилось останавливаться для отдыха.

В конце концов я набрел на две скалы, тесно прижавшиеся одна к другой; усталый и измученный, с израненными ногами, почти отчаявшийся, я улегся под ними.

Вскоре начался прилив, и мне пришлось вскарабкаться на скалу. Я оставался там, пока уровень воды не спал. Спускаться было нелегко. Тем не менее, собрав остатки сил, я поплелся вперед, вдоль побережья. Через несколько часов, к моей великой радости, я набрел на реку Манговак - увы, тоже с соленой водой - и переправился через нее. На другом берегу австралийцы выжгли заросль. Тщательно исследовав пепелище, я, к счастью, обнаружил тлеющее дерево и захватил с собой головешку. Теперь у меня снова был огонь, хотя вроде бы и ни к чему: еды у меня не было, пресной воды - тоже.

Я уже вконец отчаялся, когда увидел высокий куст, усыпанный неизвестными мне ягодами. Они могли оказаться ядовитыми, поэтому я старался на них не набрасываться.

Ягоды меня порядочно подкрепили, а тут мне еще посчастливилось найти источник с прекрасной водой, из которого я пил, сколько душе моей было угодно.

- -

* Бакли, конечно, имеет в виду собаку динго. - X. Р.

- -