The Lost

— Ничего страшного, — её рука нырнула в его поясную сумку и вытянула кусочек мяса. — Знаешь, сколько раз я убегала? Когда мне исполнилось шестнадцать, меня хотели отдать замуж в другой клан. Тогда я сбежала и переспала с первым попавшимся мужиком в лагере контрабандистов, — Хасам уставился на неё в изумлении. — Да шучу я. Не смотри на меня так. Конечно же не с первым попавшимся. Напилась и выбрала посимпатичнее.

— Ты смелая, — действия шестнадцатилетней девушки на много превзошли его поступки. В империи за такое могли убить, а то и хуже. Если два дома устроили помолвку, то подобная выходка могла привести к кровопролитию. И единственный способ избежать конфликт — отдать виновницу оскорблённой стороне. — И что дальше?

— Дальше? — она поедала мясо, словно пушистый древолаз. Большие хитрые глазки. Сложила ручки под вуалью, как лапки. Только мордашки не видно, и хвост отсутствовал. — Я стала испорченной. Мне поставили клеймо. И теперь ни один мужчина в кланах не примет меня.

— Прости. Я не знал, — он думал, раз женщина рассказывала с весельем, то ничего страшного не произошло. Но последствия её не обошли.

— За что? Я сама виновата. Но ни о чём не жалею. Клеймо? У меня есть вуаль. В кланах мужики меня избегают, и что? Для одних испорченная — это приговор, но для меня — это свобода. Мне с детства твердили, что я должна подчиняться установленному порядку, слушать старших. Всё ради клана. Но повзрослев, поняла, что сама могу решать, что лучше для клана и для меня. Так я стала искателем.

— И что же ты ищешь? — Хасам к ней проникся уважением.

— Много чего, но в основном я преследую две цели. Первая — это будущее моего клана, а вторая — тайны Иранты. Хочешь узнать, что таит пустыня? Какие секреты она хранит?

— Единственная тайна, о которой я наслышан — это бездна, — Хасам посмотрел в её глаза, но собеседница сразу отвела взгляд.

— Только часть, — палец нарисовал четыре линии. — Тут люди, тут песок, а под ним спрятаны кости невиданных чудовищ. В поисках воды мой народ раскопал много мест, но почти всегда натыкался на останки древних созданий. А под ними очень твёрдый слой оплавленного песка и земли. Что-то погубило здешний мир. Шип за твоей спиной стал гладким из-за огня. Он уходит глубоко под песок, до самой тверди и под неё.

— Теперь мне понятно, откуда у вас столько товаров из костей. Раз уж на то пошло, мне очень интересно, что вы делаете с телами умерших? — про кочевников ходили разные слухи, некоторые не очень приятные.

— Неужели не знаешь? — она расстегнула одежду и показала ожерелье с костями, которое частично прикрывало маленькую оголённую грудь. — Нравится?

— Да, — от открывающегося вида он вмиг забыл, к чему относился вопрос. На самом деле ожерелье выглядело зловеще.

— Правда? — Нагалла придвинулась поближе. — Смотри, — она с рвением схватила косточку, напоминающую часть пальца, тем самым полностью открыв правую грудь. — Это от моей бабушки. Видишь вырезанную надпись? Это её имя, а цифра рядом обозначает поколение. Так я знаю свою кровную линию. А этот знак указывает на родной клан. Таким образом, в случае беды я смогу вернуться к корням, где меня с радостью примут… — Хасам не мог сконцентрироваться на разговоре, глаза сами собой норовили взглянуть на прелести Нагаллы. У него давненько не было женщины, а из-за жутко выматывающих тренировок Нэга навестить местных жриц не представлялось возможным. Какой там, до койки бы доползти. — А когда в клане кто-нибудь умирает, мы съедаем их плоть. Варим, отчищаем кости…

Подожди! — ему показалось, что он ослышался. — Что ты сейчас сказала? Вы едите людей? Так это правда?

— Да, — она уселась рядышком и облокотилась на шип, их плечи соприкоснулись. Почувствовав её запах, естественный с потом, дыхание собеседника углубилось. — Мы не можем себе позволить сжигать тела. Масло и древесина нам дорого обходятся. Если хоронить — пустынные твари раскопают. А стоит им найти простой источник пищи и отведать человеческой плоти, жди беды. Если человек умер, то ему уже всё равно, что станет с его телом. Но в далёком прошлом это помогало нам выживать. Если я умру, то буду только рада, если моя плоть накормит моих людей.

— Но, разве это не мерзко, есть себе подобных? А что с мертворождёнными детьми, с больными? Как так можно? — Хасам полностью отошёл от её влияния и подавил плотские желания. — Это не по-человечески.

— Как говорил мой дедушка: «Познавший первобытный зов голода смотрит на мир шире». Вы в империи живёте с комфортом, понапридумывали себе законов и живёте, словно весь мир у ваших ног. Высокомерные, жадные. Всё ради себя любимых. Обманываете, грабите, убиваете. То, что мой народ мёртвых поедает, да в сравнении с вами — это мелочь.