Читаем The Man of Property — Собственник полностью

He found two old farms, with a cart track rutted into the pink earth, leading down to a mill by the beach; a little grey church with a buttressed outer wall, and a smaller and greyer chapel. The stream which worked the mill came bubbling down in a dozen rivulets, and pigs were hunting round that estuary.Он нашел там две старые фермы, дорогу к мельнице на берегу, глубоко врезавшуюся колеями в розоватую землю; маленькую замшелую церковь с оградой на подпорках и рядом совсем маленькую и совсем замшелую часовню Речка, приводившая в движение мельницу, разбегалась, журча, на десятки ручейков, а вдоль ее устья бродили свиньи.
A haze hovered over the prospect.Легкая дымка застилала все вокруг.
Down this hollow, with their feet deep in the mud and their faces towards the sea, it appeared that the primeval Forsytes had been content to walk Sunday after Sunday for hundreds of years.Должно быть, первобытные Форсайты веками, воскресенье за воскресеньем, мирно шествовали к церкви по этой ложбине, увязая в грязи и глядя прямо на море.
Whether or no James had cherished hopes of an inheritance, or of something rather distinguished to be found down there, he came back to town in a poor way, and went about with a pathetic attempt at making the best of a bad job.Лелеял ли Джемс надежду на наследство или думал найти там что-нибудь достопримечательное — неизвестно; он вернулся в Лондон обескураженный и с трогательным упорством постарался хоть как-нибудь смягчить свою неудачу.
"There's very little to be had out of that," he said; "regular country little place, old as the hills…."— Ничего особенного там нет, — сказал он, — настоящий деревенский уголок, старый, как мир.
Its age was felt to be a comfort.Почтенный возраст этого местечка подействовал на всех успокоительно.
Old Jolyon, in whom a desperate honesty welled up at times, would allude to his ancestors as:Старый Джолион, которого иногда обуревала безудержная честность, отзывался о своих предках так:
"Yeomen—I suppose very small beer.""Иомены — мелкота, должно быть".
Yet he would repeat the word 'yeomen' as if it afforded him consolation.И все же он повторял слово «иомены», как будто находил в нем утешение.
They had all done so well for themselves, these Forsytes, that they were all what is called 'of a certain position.'Форсайты так хорошо повели свои дела, что стали, как говорится, «людьми с положением».
They had shares in all sorts of things, not as yet-with the exception of Timothy-in consols, for they had no dread in life like that of 3 per cent. for their money.Они вкладывали капиталы во всевозможные бумаги, за исключением консолей — не в пример Тимоти, — потому что больше всего на свете их пугали три процента.
They collected pictures, too, and were supporters of such charitable institutions as might be beneficial to their sick domestics.Кроме того, они коллекционировали картины и состояли в тех благотворительных обществах, которые могли оказаться полезными для их заболевшей прислуги.
From their father, the builder, they inherited a talent for bricks and mortar.От отца-строителя Форсайты унаследовали таланты по части кирпича и известки.
Originally, perhaps, members of some primitive sect, they were now in the natural course of things members of the Church of England, and caused their wives and children to attend with some regularity the more fashionable churches of the Metropolis.Предки их были, вероятно, членами какой-нибудь примитивной секты, а теперешние Форсайты, разумеется, росли в лоне англиканской церкви и следили за тем, чтобы их жены и дети аккуратно посещали самые фешенебельные храмы столицы.
Перейти на страницу:

Все книги серии Форсайты — 1. Сага о Форсайтах

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки