The Man of Property — Собственник

No one could tell him.	Никто не мог ответить на этот вопрос.
He sank back into gloom.	Он снова погрузился в мрачное раздумье.
Only when Winifred recounted how little Publius had given his bad penny to a beggar, did he brighten up.	И только когда Уинифрид рассказала, что маленький Публиус подал нищему фальшивую монетку, Джемс просветлел.
"Ah!" he said, "that's a clever little chap.	— А! — воскликнул он. — Сообразительный мальчишка.
I don't know what'll become of him, if he goes on like this.	Из него выйдет толк, если он и дальше так пойдет.
An intelligent little chap, I call him!"	Умный мальчик, одно могу сказать!
But it was only a flash.	Но это был только проблеск.
The courses succeeded one another solemnly, under the electric light, which glared down onto the table, but barely reached the principal ornament of the walls, a so-called 'Sea Piece by Turner,' almost entirely composed of cordage and drowning men.	Блюда торжественно следовали одно за другим, электричество сияло над столом, оставляя, однако, в тени главное украшение комнаты, так называемую «марину» Тернера, на которой были изображены главным образом снасти и гибнущие в волнах люди.
Champagne was handed, and then a bottle of James' prehistoric port, but as by the chill hand of some skeleton.	Появилось шампанское, потом бутылка доисторического портвейна Джемса, поданные словно ледяной рукой скелета.
At ten o'clock Soames left; twice in reply to questions, he had said that Irene was not well; he felt he could no longer trust himself.	В десять часов Сомс ушел; на вопросы об Ирэн ему дважды пришлось отговориться ее нездоровьем; он боялся, что больше не выдержит.
His mother kissed him with her large soft kiss, and he pressed her hand, a flush of warmth in his cheeks.	Мать поцеловала его долгим нежным поцелуем, он пожал ей руку, чувствуя, как тепло приливает к щекам.
He walked away in the cold wind, which whistled desolately round the corners of the streets, under a sky of clear steel-blue, alive with stars; he noticed neither their frosty greeting, nor the crackle of the curled-up plane-leaves, nor the night-women hurrying in their shabby furs, nor the pinched faces of vagabonds at street corners.	Он шел навстречу холодному ветру, с печальным свистом вылетавшему из-за поворотов улиц; шел под ясным, серым, как сталь, небом, усыпанным звездами. Он не замечал ни студеного приветствия зимы, ни шелеста свернувшихся от холода платановых листьев, ни продажных женщин, которые пробегали мимо, кутаясь в облезлые меховые горжетки; не замечал бродяг, торчавших на углах с посиневшими от стужи лицами.
Winter was come!	Зима пришла!
But Soames hastened home, oblivious; his hands trembled as he took the late letters from the gilt wire cage into which they had been thrust through the slit in the door.'	Но Сомс торопился домой, погруженный в свои мысли; руки его дрожали, открывая сплетенный из позолоченной проволоки почтовый ящик, куда письма попадали сквозь прорезь в дверях.
None from Irene!	От Ирэн — ничего.