The Man of Property — Собственник

To anyone interested psychologically in Forsytes, this great saddle-of-mutton trait is of prime importance; not only does it illustrate their tenacity, both collectively and as individuals, but it marks them as belonging in fibre and instincts to that great class which believes in nourishment and flavour, and yields to no sentimental craving for beauty.	Для тех, кто интересуется Форсайтами с" психологической точки зрения, седло барашка — факт первостепенной важности: он не только иллюстрирует цепкость всей семьи и каждого ее члена в отдельности, но и подчеркивает, что Форсайты всем своим существом, всеми инстинктами принадлежат к тому великому классу, который верует в питательную, вкусную пищу и чужд сентиментального стремления к красоте.
Younger members of the family indeed would have done without a joint altogether, preferring guinea-fowl, or lobster salad-something which appealed to the imagination, and had less nourishment-but these were females; or, if not, had been corrupted by their wives, or by mothers, who having been forced to eat saddle of mutton throughout their married lives, had passed a secret hostility towards it into the fibre of their sons.	Более молодые члены семьи прекрасно обошлись бы и без барашка, предпочитая ему цесарку или салат из омаров — вообще то, что действует на воображение и не имеет таких питательных свойств. Но это были женщины, а если не женщины, так те, кого испортили жены или матери, вынужденные есть седло барашка в продолжение всей своей замужней жизни и вселившие тайную ненависть к нему в плоть и кровь своих сыновей.
The great saddle-of-mutton controversy at an end, a Tewkesbury ham commenced, together with the least touch of West Indian-Swithin was so long over this course that he caused a block in the progress of the dinner.	Когда великий спор о седле барашка подошел к концу, приступили к тьюксберийской ветчине, приправленной «чуточкой» кабуля. Суизин так долго возился с этим блюдом, что задержал мирное течение обеда.
To devote himself to it with better heart, he paused in his conversation.	Для того чтобы всей душой отдаться ветчине, он даже прервал разговор.
From his seat by Mrs. Septimus Small Soames was watching.	Сомс внимательно разглядывал гостей со своего места рядом с миссис Септимус Смолл.
He had a reason of his own connected with a pet building scheme, for observing Bosinney.	У него были основания наблюдать за Босини, основания, связанные с давно взлелеянным планом одной постройки.
The architect might do for his purpose; he looked clever, as he sat leaning back in his chair, moodily making little ramparts with bread-crumbs.	Этот архитектор, пожалуй, годится для его целей. Глядя на Босини, который сидел, откинувшись на спинку стула, и задумчиво катал шарики из хлебного мякиша. Сомс решил, что он выглядит неглупым.
Soames noted his dress clothes to be well cut, but too small, as though made many years ago.	Сомс заметил, что костюм на Босини сидит хорошо, ко узок, как будто сшит много лет назад.
He saw him turn to Irene and say something and her face sparkle as he often saw it sparkle at other people-never at himself.	Сомс видел, как Босини повернулся к Ирэн и сказал ей что-то, а ее лицо засветилось, как оно часто светилось в разговорах с другими и никогда в разговоре с ним.
He tried to catch what they were saying, but Aunt Juley was speaking.	Он старался разобрать их слова, но ему помешала тетя Джули.
Hadn't that always seemed very extraordinary to Soames?	Разве это не кажется Сомсу удивительным?
Only last Sunday dear Mr. Scole, had been so witty in his sermon, so sarcastic,	В прошлое воскресенье мистер Скоулз — милейший человек! — прочел такую блестящую, такую язвительную проповедь.