The Man of Property — Собственник

While he and his grandchildren thus regarded each other with the peculiar scrutiny, curious yet trustful, that passes between the very young and the very old, young Jolyon watched his wife.	Пока дед и внуки внимательно разглядывали друг друга с тем любопытством и доверием, которые всегда возникают между очень юными и очень старыми людьми, молодой Джолион наблюдал за женой.
The colour had deepened in her thin, oval face, with its straight brows, and large, grey eyes.	Ее худое продолговатое лицо с большими серыми глазами, смотревшими из-под прямых бровей, вспыхнуло.
Her hair, brushed in fine, high curves back from her forehead, was going grey, like his own, and this greyness made the sudden vivid colour in her cheeks painfully pathetic.	Волосы, высоко зачесанные со лба, уже начинали седеть, как и у него, и эта седина с щемящей сердце трогательностью только подчеркивала румянец, внезапно загоревшийся у нее на щеках.
The look on her face, such as he had never seen there before, such as she had always hidden from him, was full of secret resentments, and longings, and fears.	Это лицо — такое, каким он никогда не знал его раньше, какое она всегда прятала от него, — было полно долго таимой враждебности, тоски и страха.
Her eyes, under their twitching brows, stared painfully.	В глазах, под тревожно подергивающимися бровями, была боль.
And she was silent.	Она молчала.
Jolly alone sustained the conversation; he had many possessions, and was anxious that his unknown friend with extremely large moustaches, and hands all covered with blue veins, who sat with legs crossed like his own father (a habit he was himself trying to acquire), should know it; but being a Forsyte, though not yet quite eight years old, he made no mention of the thing at the moment dearest to his heart—a camp of soldiers in a shop-window, which his father had promised to buy.	Разговор поддерживал один Джолли; у него было много сокровищ, и этот новый друг с длинными усами и голубыми жилками на руках, сидевший, положив ногу на ногу, как папа (Джолли давно уже старался научиться сидеть так), должен был узнать об этих сокровищах; но будучи истым Форсайтом, хотя всего-навсего восьми лет от роду, он не обмолвился ни словом о самом дорогом его сердцу — об оловянных солдатиках в витрине игрушечного магазина, которые отец обещал подарить ему.
No doubt it seemed to him too precious; a tempting of Providence to mention it yet.	Эта вещь казалась Джолли бесценной; лучше даже не заикаться о ней, чтобы не искушать судьбу.
And the sunlight played through the leaves on that little party of the three generations grouped tranquilly under the pear-tree, which had long borne no fruit.	Солнце, пробравшись сквозь листву, играло на этой маленькой группе, на представителях трех поколений, спокойно сидевших под грушевым деревом, которое уже давно не приносило плодов.
Old Jolyon's furrowed face was reddening patchily, as old men's faces redden in the sun.	Морщинистое лицо старого Джолиона покраснело пятнами, как краснеют на солнце лица стариков.
He took one of Jolly's hands in his own; the boy climbed on to his knee; and little Holly, mesmerized by this sight, crept up to them; the sound of the dog Balthasar's scratching arose rhythmically.	Он взял Джолли за руку; мальчик вскарабкался ему на колени; и маленькая Холли, зачарованная этим зрелищем, подобралась к ним поближе; пес Балтазар принялся ритмически почесывать себе спину.
Suddenly young Mrs. Jolyon got up and hurried indoors. A minute later her husband muttered an excuse, and followed.	Вдруг миссис Джолион встала и быстро пошла к дому; минутой позже муж пробормотал какое-то извинение и ушел за ней.
Old Jolyon was left alone with his grandchildren.	Старый Джолион остался один с внуками.