The Мечты. Бес и ребро

И потому, чувствуя, что не справляется с собой, ломанулась к двери, рассчитывая пройти мимо Андрея на выход. Пусть ржет тут дальше, раз ему смешно. Но без нее. Что, конечно же, не входило в его планы. Он, конечно же, ее перехватил. И конечно же, притянул к себе. А отсмеявшись, весело сказал:

- Я большего бреда в жизни не слышал. Ты откуда это взяла?

- Откуда? Откуда?! Да я своими глазами вас видела! На набережной! С коляской, с ребенком... ни дать, ни взять – благородное молодое семейство, если не знать, с кем она живет! Или будешь отрицать?! Да ты тогда так торопился к ним из своей чертовой Праги, что забыл мне позвонить! 

Он заглянул в ее сердитое лицо, вмиг став серьезным.

- Было бы глупо отрицать, что я торопился и к ним, - сказал он, поймав взгляд ее почти черных сейчас глаз, – потому что они моя семья. Евгения Андреевна Малич, та самая баба хозяина города, моя старшая дочь. А их ребенок – моя внучка. Когда я прилетел, у меня сел телефон. В аэропорту меня встречала Юлька, а дома – уже Моджеевские. Черт, Стеша!

- Не ври мне! – возмутилась она. – Не смей мне врать! Видела я ее вблизи! Ей не двадцать и даже не двадцать пять! Или ты ее в двенадцать лет забабахал?

- В семнадцать… - ошалело брякнул Андрей.

- Ч-что?

- Я не вру, - проговорил он негромко, склонившись к ней. Глаза его сверкнули, он провел кончиками пальцев по Стешиной щеке в нежной ласке и прижался к ее губам поцелуем. Истосковавшись по ней, он совсем не думал, что лишает ее воздуха и до боли сжимает в своих объятиях. Чувствовать наконец ее рядом с собой, ощущать ее кожу под своими ладонями – только это стучало в висках и всем теле. И вечность спустя, когда разомкнул их поцелуй, Андрей сурово велел: - Никогда больше так не делай, поняла?

Да что ж тут непонятного, когда подкашиваются ноги и когда так боишься упасть, что до побелевших костяшек цепляешься за его футболку? И в голове, помимо монотонного бумканья, от которого непонятно куда деваться, жужжит и вибрирует страх, что он сейчас ее отпустит из своих рук, а ей этого вовсе не хочется.

Она медленно кивнула, откладывая в себе осознание услышанного только что, а потом все же прошептала:

- Сколько тебе лет?

- Много!

- Много... – тупо повторила Стеша, цепким взглядом словно бы ощупывая его лицо. И картина его образа в ее голове приобретала новые оттенки и глубину, которых не было раньше. Оказывается, все, что раньше – было поверхностно, не имело четких контуров, не отражало всего, а сейчас... нет, новых морщин у него не появилось, волосы белее не стали, взгляд все еще был светлым и острым, и он по-прежнему выглядел лучше многих мужчин... даже ее возраста. Но Стеша вдруг четко осознала эту его величину – много. Очень много.

Много так, что она сама легко могла быть его дочерью. Простая математика. Семнадцать плюс... тридцать пять? Тридцать шесть? Целая жизнь? Он же правда шестой десяток разменял, господи...  

Стефания побледнела так, что даже природная смуглость не скрадывала, и хрипло, тихо сказала:

- Только со мной такое могло произойти... влюбиться в сапожника пенсионного возраста... ты же точно сапожник, да?

- Ты бы предпочла, чтобы я был космонавтом?

- Нет... не знаю... я... – она замолчала, а потом осторожно, будто боясь навернуться на какой-то ухабине, проговорила: - Значит, ты живешь здесь, у тебя есть две дочки и внучка... Хорошо... а жена? Жена где? Я знаю, что это бестактно, но... ты же понимаешь, почему я спрашиваю?

- Она умерла, - сказал Андрей, прижавшись щекой к ее лохматой макушке, - очень много лет назад. Юлька совсем мелкая была. И я… я никогда не думал, что кто-то сможет… кто-то будет значить для меня так же много. А теперь появилась ты. И, наверное, я даже готов приплатить тому идиоту на мерсе, который толкнул твоего клопа, - рассмеялся он.

В отличие от него, она не смеялась. Уткнувшись лицом в его грудь, она вдыхала теплый воздух вокруг него и слушала его смех. И стук сердца, которое сейчас было совсем близко – ближе некуда. Руки ее сами обвились вокруг его шеи, и она вжалась в его тело еще сильнее, а потом невпопад прошептала:

- У меня ничего с Олегом не было тогда. Ни с кем... с тех пор, как мы... как у нас... Он просто переночевал и все. И я ушла на следующий день.

- То есть морду ему бить не придется?

- Андрей...

- Что?

- Прости...

Он снова улыбнулся.

- Я понимал, что ты обиделась. Все так по-дурацки вышло. Я в поезде задрых, пока телефон заряжался. Потом Женька со своими. Я еле от ужина отбился. Все скопом… Но что ты из меня додумаешься Казанову сделать... Это сильно, Стеш.

- А я слепая? Думаешь, не замечаю, как на тебя смотрят?

- Детский сад!

- Тебе лучше знать, - парировала она и совсем скисла. – Ты-то имел представление, с кем связываешься. И да, мне стыдно. Я твоей дочери недавно в Айя-Напе такого наговорила – лучше сразу под землю провалиться...

- Кому? Женьке?

- Угу... но половину не помню – напилась.

- Ясно, - кивнул Малич. – Значит, будем разбираться постепенно. Ты как у Маргариты оказалась?