The Мечты. Минор для мажора

- Ты не ответила, - нарушил Богдан тишину, в которую не проникал ни единый звук извне. Только их дыхание и тихий шорох секундной стрелки настенных часов. А он сам не сводил с нее глаз, запоминая каждое ее движение.

Тех было немного сейчас. И очень четкие – воли себе больше не давала, и сама не знала, откуда в ней взялось хоть какое-то самообладание. Потому что нет, не заплакала. Не бросилась наутек, как полная идиотка. Стояла и молча смотрела на него, до тех пор, пока от тишины не стало казаться, что мир вокруг нереален. Не могло с ней произойти такого. Только не снова.

Она медленно сглотнула и потянулась к пустой чашке. Налила себе кофе и сделала маленький глоток, чтобы перебить вкус его губ на своих губах. Потом выдохнула и запахнула пальто.

- До свидания, Богдан Романович.

Он кивнул и улыбнулся.

- Мне нравится, что ты меня ревнуешь.

Юлька хохотнула. Вышло неестественно. Но вопреки этому она уперто ответила:

- Не льсти себе. Если бы к Акаевой мой Ярославцев клинья подбивал, я ревновала бы. А в твоем случае... у тебя баб слишком много, чтобы меня это трогало.

И с этими словами она направилась к двери. Через мгновение та хлопнула. И остались только часы, которые все еще продолжали свой неспешный, но уверенный ход.

... вещи, которые нельзя изменить

***

Свой неспешный ход не останавливали дворники, смахивавшие потоки дождя, которые падали на лобовое стекло. Идеальной формы капля шлепается на гладкую поверхность, разбивается и начинает стекать вниз. А потом раз – и об нее ударяется щетка стеклоочистителя, не давая пройти свой путь до конца, сверху вниз, проторяя дорожку, оставляя след и растрачивая себя до самого исхода. Никакого следа не остается в секунду. Как будто ее и не было. Есть вещи, с которыми невозможно бороться. И есть вещи, которые нельзя изменить.

Все как в жизни.

Там, за стеклом, в самом конце покрытого густой травой мыса, возле какого-то нового небольшого здания, казавшегося ей сегодня меняющим картину этого дорогого ее сердцу места, старый маяк, росший из песка и воды, покрытый мхом и водорослями и похожий на домовика, охранявшего вход в залив. Юльке всегда казалось, что он же охраняет от бед и напастей их солнечный городок, в котором никогда ничего не может случиться. Оберег. А с виду – всего лишь маяк, которым и теперь еще пользуются. Мал золотник, да дорог. Хотя с годами он все больше привлекал туристов, птиц и ребятню. И крабов с моллюсками, строивших свои дома на его стенах.

К нему ведут бетонные плиты, которыми обычно отделяют гребли в небольших водоемах. Маяк вековой, а плитам на полста лет меньше. Из них торчат железные арматурины, и бегать там опасно – недолго поскользнуться и покалечиться.

Когда Юльке было семнадцать, они с Богданом часто сюда приходили. Сидели вон на той, предпоследней от берега. Зимнее солнце, отражавшееся от воды и от пляжа, слепило, он в очках, она – щурилась. Потом его очки перекочевали ей на нос.

«Держи, а то морщины появятся».

«И что? Перестанешь со мной гулять?»

«Нет, но ты сама же психовать начнешь».

Вот там они первый раз поцеловались. Там Богдан первый раз сказал ей, что она ему очень нравится. А она ответила, что влюбилась, чтобы он сразу знал: просто нравится – ей не подходит, ей надо на максималках. Тогда было надо.

Сегодня на максималках живет он. На самом верху самой статной высотки все того же солнечного городка, охраняемого домовиком от напастей. Под небом. В кабинете с панорамными окнами. Она и не разглядела толком, зато теперь отрывочно вспоминала, глядя, как на линии побережья, в стороне Солнечногорска, выделяется здание «MODELIT». Может быть, его видно даже с других планет.

Это она тут маленькая. Не переросшая, не перешагнувшая. Впервые произносящая про себя страшное слово «развод». Развод случается со взрослыми разуверившимися в браке людьми, которым не хватило ума сохранить что-то важное – так она всегда думала, самонадеянно и самоуверенно. Но разве можно жить в браке с такими мыслями и с такими желаниями? Из года в год под одной крышей, в одной постели, бок о бок – и быть чужими. Развод – честнее?

Развод – ради чего? Ради прошлого? Или ради Богдана, цели которого в этом преследовании она не понимала. Или понимала, но боялась признавать, что все эти годы прожила зря?

Не зря. Не зря!!!

Потому что был Андрюша. И потому что у Андрюши есть Дима, который его любит. И который любит ее. И еще пару месяцев назад она всерьез считала, что это взаимно.

И никакие старые маяки, вопреки непонятно зачем отстроенным новым домам, не спасут и не защитят. Даже тогда, когда, сбиваемые потоками ветра и дождя, над ними несутся птицы, закрывая собой половину неба и обещая счастье.

Юля отвернула голову, чтобы больше не смотреть. Все равно ничего не видела. Взгляд был пустой, почти остекленевший, разучившийся радоваться. И наконец она в немом отчаянии уронила лицо на ладони, сжимавшие руль сверху, и разрыдалась.

... громкой радости он себе позволить не мог

***