The Money Kings: The Epic Story of the Jewish Immigrants Who Transformed Wall Street and Shaped Modern America

Макса попросили принять участие в парижских переговорах в качестве представителя немецкого казначейства, но он сначала отказался. Он, как и Феликс, предвидел возможность ответного удара и опасался, что "антисемитские нападки" станут неизбежным результатом. Он также сомневался в целесообразности отправки на конференцию банкиров, а не бюрократов из министерства финансов. Когда правительство надавило, Макс в конце концов согласился принять участие в конференции в составе финансовой делегации, предложив своему заместителю по М.М. Варбургу Карлу Мельхиору возглавить эту группу и выполнять более ответственную роль - представлять Германию за столом переговоров.

Дух возмездия, пропитавший мирную конференцию, заявил о себе вскоре после того, как немецкая делегация в составе 180 человек пересекла границу Франции. Их поезд замедлил ход, когда они достигли опустошенной войной сельской местности, заставляя немцев в полной мере ощутить масштаб разрушений. Это была очевидная психологическая тактика, хотя и не менее эффективная из-за отсутствия тонкости.

Поселившись сначала в Шато-де-Виллет, поместье, построенное тем же архитектором, что и Версаль, Макс и его коллеги жили как виртуальные узники. Под присмотром двухсот солдат, якобы для обеспечения их безопасности, им было запрещено общаться с посторонними и покидать территорию. При этом они находились под постоянным наблюдением подслушивающих устройств, спрятанных по всей территории, и слуг, которые подглядывали за их разговорами.

Макс ожидал "чертовски жестких" условий мира, но требования союзников о репарациях и территориальных уступках оказались еще более карательными, чем он себе представлял. 16 апреля 1919 года после переговоров в Шато-де-Виллет Макс вызвал к себе Томаса Ламонта, партнера J.P. Morgan, который присутствовал на мирной конференции в качестве представителя Министерства финансов США.

"Единственная надежда Германии на справедливый мир - в Америке", - убеждал Макс банкира, подчеркивая тяжелое положение своей страны, где большевистские агитаторы набирали силу, а сотни мужчин, женщин и детей ежедневно погибали от голода из-за еще не снятой блокады. Его соотечественники были напуганы и разгневаны.

Макс передал Ламонту одиннадцатистраничный меморандум, в котором излагались его взгляды на мирный процесс и описывались тревожные условия в Германии. В этом документе, резком и порой глухом по тону, "страдания всего немецкого народа" сравнивались со страданиями французов и бельгийцев. Макс осудил продолжающуюся блокаду его страны как "преступление", ответственное за гибель более ста тысяч немецких граждан. И он предупредил, что в результате продолжающихся лишений его страна может быть вскоре "брошена в объятия большевизма".

Трудно сказать, была ли цель записки Макса - убедить или спровоцировать. Ламонт удивлялся его наглости. "Наглость этих бошей просто ужасна", - заметил он, распространяя плач Макса среди финансиста Бернарда Баруха, который консультировал Вильсона в Париже.

То, что Макс сосредоточился на том, чтобы переубедить американцев, было вполне естественно. Из "Большой четверки", квартета американских, британских, французских и итальянских лидеров, руководивших мирными переговорами, Вудро Вильсон был единственным выразителем сдержанности. В своем обращении к Конгрессу "Четырнадцать пунктов" в январе 1918 года он заявил о своем стремлении к "справедливому и стабильному миру" с Германией, заявив: "Мы не хотим причинить ей вред или каким-либо образом блокировать ее законное влияние или власть". Во время переговоров Вильсон выступал против самых жестких условий и порой горячо спорил со своими коллегами, в частности с премьер-министром Франции Жоржем Клемансо. Однажды, после того как Вильсон выступил против требования Франции контролировать богатый углем Саарский бассейн на юго-западе Германии, разгневанный Клемансо назвал его "прогерманским" и выбежал с заседания. Ситуация становилась настолько напряженной, что Вильсон не раз угрожал вообще покинуть мирную конференцию.

В начале апреля 1919 года Вильсон внезапно заболел тяжелой формой гриппа - частью той же пандемии, которая свирепствовала по всему миру в течение предыдущего года и в итоге унесла жизни около 50 миллионов человек, включая почти семьсот тысяч американцев. Прикованный к постели на несколько дней, Вильсон выздоровел, но своим помощникам он показался совсем другим человеком. Наряду с общей усталостью вирус, похоже, вызвал затяжные неврологические последствия. Вильсон стал рассеянным - он постоянно забывал свой портфель с секретными документами - и, казалось, с трудом усваивал информацию, которую раньше воспринимал без труда. Герберт Гувер, который в то время возглавлял усилия США по оказанию помощи Европе, позже отметил "безвольный ум" Уилсона.