The Monster Always Returns: American Horror Films and Their Remakes

Однако, помимо рестайлинга знакомых и проблематичных жанровых тропов, "Хэллоуин" (1978) также открывает новые горизонты, когда речь заходит о его главной героине. Персонаж Лори знаменует собой полную реализацию того, что Кловер называет Финальной девушкой - нового, неизменно женского типа протагониста ужасов, который объединяет в себе функции жертвы и героя. Финальная девушка, таким образом, переживает множество ужасов, но достаточно сильна, чтобы либо сопротивляться убийце, пока ее не спасут, либо уничтожить его самостоятельно (35). Кловер видит корни этого развития в женском движении и "образе разгневанной женщины", который оно создало для жанра ужасов, - женского архетипа, достаточно убедительного, чтобы выступать в роли "преступника" и протагониста (17). Она прослеживает появление "Последней девушки" на примере фильмов "Психо" (1960), "Техасская цепная пила" (1974) и "Хэллоуин" (1978), причем эта фаза началась в 1974 году, когда были даны ответы на вопросы к "ценностям конца шестидесятых и начала семидесятых" (24-26). В отличие от Салли из "Техасской резни бензопилой" (1974), Лори делает решающий шаг от пассивной защиты к активной, от простого выживания к сопротивлению, а после "Хэллоуина" (1978) финальным девушкам удается самостоятельно победить монстров

(37). Тот факт, что в конце Лори все еще нуждается в спасении Лумиса, возможно, не имеет значения - по мнению Кловер, "качество борьбы финальной девушки" и "качества характера, которые позволяют ей, из всех персонажей, выжить", важнее, чем то, кто остановит убийцу (39). Финальная девушка - явно главный герой, "не сексуально активный", "бдительный до паранойи" (39), "мальчишеский" или "не вполне женственный" (как и убийца не вполне мужественный) (40).

Поскольку критика фильма-слэшера и его восприятия не учитывает "Последнюю девушку", Кловер берет этот тип персонажа в качестве отправной точки для переосмысления вопросов гендера и идентификации. Цитируя теории, предполагающие идентификацию зрителей-женщин с персонажами-мужчинами на экране, Кловер предполагает, что в случае с Последней девушкой все обстоит именно так. Поскольку в слэшерах нет мужских персонажей, с которыми можно было бы идентифицировать себя, а убийца не вызывает сочувствия, вероятное объяснение популярности женщины-жертвы-героя среди преимущественно мужской аудитории заключается в том, что зрители-мужчины идентифицируют себя с ней, по крайней мере, к концу фильма. Хотя появление финальной девушки, казалось бы, должно указывать на изменение представлений о гендере и, следовательно, нести в себе прогрессивный потенциал, Кловер опровергает его "образным прочтением", которое подчеркивает функцию финальной девушки как суррогата мужчины. Таким образом, Финальная девушка читается как мужчина, в конце концов, а не как феминистское развитие, и использование ее зрителем-мужчиной для воплощения своих собственных фантазий равносильно "акту, возможно, вечной нечестности".

Концепция пола и гендера Кловер, и особенно ее утверждение о том, что пол персонажа ужасов определяется полом его функции (16), подвергается резкой критике со стороны Пинедо. Она утверждает, что приверженность Кловер к половым различиям отрицает женскую агентность - если женский персонаж должен быть прочитан как мужской, когда он агрессивен, то женской агентности быть не может, и "Кловер отвергает прогрессивный потенциал этой гендерной проблемы". Вместо этого Пинедо предполагает, что "Последняя девушка" разрушает бинарные представления о гендере и "нарушает табу, запрещающее женщинам применять насилие". Следовательно, слэшер функционирует как фантазия женской ярости и открытие для феминистского дискурса, потому что женщины не являются жертвами, но им позволено мстить, тем самым доставляя удовольствие женской аудитории. Уильямс, напротив, нападает на Кловер за переоценку прогрессивного потенциала фильма-слэшера. Он отвергает значимость финальной девушки, поскольку ее победа подрывается сиквелами или безумием, обвиняет Кловер в игнорировании текстуальной сложности и отвергает ее тезис о мазохистских тенденциях, стоящих за ужасом.

Даже если существует мазохистская идентификация, она все равно может служить репрессии (Hearths 214, ср. "Trying").