Он когда-то говорил мне, что если бы пришлось выбирать, чью жизнь сохранить – мужчины или женщины, то без колебаний он бы предпочел спасти женщину. Мужчины – вершители и открыватели жизни, так он говорил, но женщины – созидатели и вдохновители её. Без вдохновения нет идеи, нет подвига, нет смысла. А ещё он произнёс мне отрывок из книги одного старого автора, имя которого я, увы, не запомнила, но зато слова этого отрывка въелись в мою память. Вот он:
«– Почему, дорогая, ответь мне, прошу, почему каждый раз, когда мы встречаемся, от тебя пахнет иначе? У тебя нет постоянного и запоминающегося парфюма и твой образ в моей памяти, словно смазанный оттиск на фотографии. Тебя много и оттого я боюсь тебя не узнать и потерять в каждую будущую встречу.
– Я отвечу тебе так: А как пахнет жизнь? Разве она имеет только один запах? Разве она наделена одним ликом и воплощает только один образ? Я – женщина, а значит, жизнь, и многообразие – моё второе имя».
Кливленд Вайсман сдержал своё слово и выбрал жизнь. Жизнь для меня.
XIII
Всё уйдет. Всё канет в лету. Хотя и пропадать некуда будет всему.
Всё подвластно времени и время подвластно всему.
Ничто не вечно. Эта мысль вчера пронзила меня острой тоской, оставив тлеть угольки разочарования.
В самом деле, всё, что нас окружает, всё, о чём мы знаем – исчезнет.
Вода испарится, огонь потухнет, воздух будет меняться до тех пор, пока не станет вакуумом, а всё материальное, что есть на Земле, истлеет. Исчезнут все звезды, все галактики. Потому что есть начало и есть конец всему.
Исчезнет и время, оно не бесконечно, а по мне, так оно – самая материальная вещь из всех.
Но самое страшное – исчезнет память. То, на чём зиждется знание.
Кто будет помнить Кливленда Вайсмана?
Кто будет помнить меня?
Кто будет помнить о нас?
Кто будет хранить память об огне, воде, воздухе и земле?
Когда не станет всего этого, и хранить память будет незачем и некому.
Вот, от чего стало мне грустно, вот что пугает. По сути, все жизни на Земле уйдут в темноту, хотя и темноты не станет. Ни тьмы, ни света, ни тени, ни отблеска. Даже не могу представить, что заменит то, что являет собой нам представление о сущем мире.
Я только одно знаю точно, что не хочу после смерти попасть в это ничто.
Что-то произошло со временем, вернее, с моей способностью проникать в него. Нет, я, как и прежде способна входить во временную петлю и отправляться туда и сюда. Но дело в том, что я не могу больше вернуться в прошлое будущего! Это как нет возврата в одну точку дважды. И теперь то, что происходит параллельно там и утекает в своей временной ленте, мне недоступно. Подозреваю, что всё дело в Волке. Он каким-то образом блокирует меня и не даёт ни единого шанса опередить Его хоть на шаг. Как Ему это удаётся? Не знаю, но действует Он эффективно и всё мощнее. Я опасаюсь, что в определённый момент Он заблокирует меня так, что я не смогу либо попасть в будущее, либо выбраться из него. Время прошлого Он не тронул, правильно рассчитав, что там мне делать нечего, когда в будущем существует реальная угроза моим друзьям. Он знает, как меня поймать и Он понимает, что я не смогу жить, зная, что стала причиной гибели тех, кто мне бесконечно дорог.
Не думай, незнакомец, что я раскисла и не пыталась вернуться назад, чтобы предупредить Кливленда о том, что случится с ним. Десятки раз! Но я не могу больше увидеть моего друга, дверь закрыта, наглухо. Я пыталась вернуться на несколько месяцев раньше, в городской сад и поговорить там с ним. Но! Чёрт побери, существует проклятое правило – нельзя пересекаться с самим собой, где бы то ни было. Это приведёт к временному парадоксу или чему ещё похуже. Есть такая версия, что самые страшные природные катастрофы были вызваны именно подобными столкновениями наблюдателей с самими собою в прошлом или в будущем. Я не хочу, чтобы из-за меня пострадал ещё хоть кто-то. Достаточно!
Моя сила уже не та, теперь я, как убогий калека, могу погружаться в ленту времени, но не могу попасть туда, куда мне нужно, когда дело касается определённых людей. Я делала попытку пробраться в Лон до его погибели, но всякий раз меня выбрасывало на остывающее пепелище. А бродить среди чёрных обугленных останков домов и закоченелых тел людей, некогда беззаботно разгуливавших по центральной дороге селения, это невыносимо, это больно, это адски опустошающее.
Похоронить я их не могла, земля уже приняла в себя мороз зимы, да и не по силам мне одной было упокоить все эти души. Всё, что я смогла сделать для мертвецов – перетащить тела в полууцелевший дом Флоры, огонь по каким-то капризам природы или кого свыше выел лишь крышу, не добравшись до нижних комнат. Думаю, что Флора-Августа была бы не против, не смотря на свой несносный характер, за которым она прятала храброе и доброе сердце.
Тело Кливленда Вайсмана я не нашла, хотя обошла весь пустырь и всю округу вдоль и поперёк. Ни единой капельки крови, будто его и не было здесь никогда.