В подполе было теплее и суше, чем в доме. Я отобрала себе в корзинку, предусмотрительно захваченную с кухни, пару головок сыра, каждая размером с грейпфрут, также отложила немного творога в небольшой контейнер, что лежал в моей сумке. Не удержалась я от солёной грудинки, отрезав кусок размером с ладонь и завернув его в ткань; выудила из припасов большущего закопчённого сома и отрубила себе четверть рыбины. В корзину отправилось штук восемь картофеля, пять крупных куриных яиц, и полкочана капусты. Капуста для Феликса, мой друг, как и я, нуждался в приёме пищи.
Закрыв люк, будучи наверху, я проверила, чтобы крышка вернулась в своё первоначальное состояние, звук тихого щелчка возвестил, что механизм в порядке. Пол снова был единым целым без какого-либо намека на секрет, что хранился напротив спальни.
На кухне я отыскала куски недоеденного хлеба в шкафчике. Хлеб лежал под льняным сукном полотенца, может, поэтому не успел полностью зачерстветь, а может, дополнительно подействовал холод, сковавший дом изнутри, заморозивший всё до возвращения хозяев. Но зачем кому-то оставлять куски хлеба в шкафу и заботливо прикрывать его, зная, что хозяева сбежали и вряд ли вернутся?
Я отогнала вернувшиеся беспокойные мысли и сложила найденный хлеб в корзину, завернув его в то самое полотенце. Теперь осталась самая малость. У Марии имелась торба, похожая на мою сумку, но проще, она была сшита из серой парусины, бог знает, где раздобытой моими друзьями. Продукты из корзины перекочевали в эту торбу. Теперь я могла покинуть дом и спокойно отправиться в путь с двумя сумами наперевес по бокам. Это удобнее, чем тащить корзину, и руки свободны. Осталось попрощаться с домом.
Я подошла к окну и вспомнила о тех многих тёплых радостных часах, что провела сидя напротив его широкого подоконника, заставленного засушенными букетами из весенних и летних цветов, что каждый год дарил с завидным постоянством хозяин своей хозяйке. Мария ни один не выбрасывала, она их сушила и аккуратно вставляла в кувшины, а когда места не хватало, то оставшиеся сухоцветы развешивала по стенам кухни. Сухие букетики придавали кухне ещё больше уюта и одухотворенности, а в осеннее и зимнее время возвращали воспоминания о зелёной весне и цветочном лете.
Я спросила однажды у подруги, почему она старательно хранит все цветы, что дарил ей Константин с весны до поздней осени. Она улыбнулась своей очаровательной юной улыбкой и ответила, что муж собирал эти цветы для неё и, думая о ней, а значит, в её обязанность входит хранить его дары. И каждый раз, глядя на эти цветы, она будет знать, что любима и нет другой женщине места в сердце мужа, а он, смотря на сухоцветы, развешанные по кухне, будет уверен, что жена дорожит его дарами и ценит его любовь. Весной она бы их выкинула, чтобы освободить место для будущих свежих цветов, но не в этом доме уже.
За окном мелькнула тень, я замерла и прислушалась, но тишина осталась прежней. Может чья-то кошка или собака уцелела после налёта банды Медрода, и теперь голодное животное бродит меж мёртвых остывших домов в поисках пищи и тепла. Но было слишком тихо во дворе, я подумала, что мне этот промельк тени почудился.
– Ну, здравствуй, милая. Я достаточно дал тебе времени на проводы с этой лачугой? – Я аж подпрыгнула и вскрикнула от неожиданности, голос Волка звучал за моей спиной. – Ну, что ты. Не стоит делать вид, что ты ничего не почувствовала и не заметила моё появление.
– Так это была твоя тень! Но как ты смог пройти так тихо? – Теперь я стояла лицом к своему недругу, который довольно ухмыляясь, перешагнул порог кухни.
– Ничего особенного, милочка, я тоже не обделён трюками, которые ты и подобные тебе называют силой или даром.
Волк вальяжно уселся на ближайшем табурете и жестом руки, обтянутой в неизменную кожу перчатки, указал мне на другой табурет, предлагая присесть. Он был одет так же, как и при последней нашей встрече, всё такой же нелепый франт, облачённый в дорогие изыски моды прошлых времен. Глаза по-прежнему скрывались за тёмными стеклами круглых линз, и оскал белых острых зубов по которым Он то и время проводил языком, одновременно доводили до мурашек и завораживали. Я отрицательно покачала головой.
– Сядь! Я хочу поговорить. – Властный голос Его заставил меня опуститься на табурет у окна.
– Это что-то новенькое. Ты раньше предпочитал сразу кидаться и рвать шею. – Не удержалась я от порции сарказма. Но то был мой страх. – И что же такого важного я услышу? Что теперь мне не удастся уйти? Что всё кончено?
– Прекрати! Какая же ты всё-таки язва, наблюдатель. Уйти тебе и правда не удастся, но я окажу тебе последнюю милость и поведаю истину. – Волк снял очки, и аккуратно сложив их, бережно положил на стол.
– Какая истина? Что ещё ты мне можешь сказать? – Его синие огни глаз интриговали и гипнотизировали моё внимание.
– Причина, по которой я охочусь за тобой, Лиза-наблюдатель. Причина, по которой твои друзья и близкие люди стали приманкой и моими жертвами. – В Его глазах разгорался холодный огонь, оскал стал ещё шире и плотояднее.