– Хватит комплиментов, милочка. Я – Смерть. И поставим на этом точку.
– Зачем тебе всё это?! Зачем?! – Ярость выплеснулась из меня, затмевая на мгновение мой страх.
– Люди бесполезны! – спокойно и отчуждёно ответил Волк. – Самонадеянные и тщеславные, прожорливые и ненасытные. Люди, как мухи. Вот с чем можно сравнить людей. Надоедливые мухи. Если птицы прекратят ловить мух, то эти назойливые твари размножатся до безобразия и заполонят собой всё. Они наполнят воздух, они покроют всю поверхность земли и они усеют своими телами воду. Нет пользы от мух, никакой, кроме одной, пожалуй. Они корм для птиц. А для людей – я самая большая птица. Та, что их ловит, та, что подавляет их безудержный рост. Птица, которая сдерживает гордыню мух. Мухи должны бояться птиц. Так было и будет. Пока дни мух не будут сочтены.
Волк встал и сделал шаг в мою сторону. Я сжала, что есть сил, сумки и стала искать глазами всё что угодно, что могло спасти меня.
– Да ладно. Неужели ты наивно полагаешь, что теперь тебе удастся убежать? – Мой вид Его откровенно забавлял. – Разве не разграбленный дом с нетронутым погребом не должен был тебя встревожить и навести на мысль, что это ловушка? Западня для наблюдателя. Я следил за тобой с того самого момента, как ты вошла в Лон, как шла по дороге и как обходила двор, касаясь давно остывших головешек. Я видел твои слезы у замёршего пруда. Странно, ты заливалась рёвом над трупами безмозглого скота, а над телами людей не проронила ни капли. Я ждал, когда ты выберешься из подпола, когда найдёшь хлеб, который я заранее прикрыл тряпкой. Ты же чувствовала, признайся. Чувствовала, но тебя тянуло сюда. Ты хотела попасть мне в лапы, ты давно уже хочешь поставить точку в этой истории. Желаешь быть наказанной и понести расплату. Признайся себе. Я ждал и знал, что это случится. Таков конец. Хватит бегать, прими меня с достоинством и смирением.
Часть меня, к моему же ужасу, соглашалась с Его словами и подчинялась, но остатки разума кричали из глубины, что Волк меня загипнотизировал своими бесовскими глазами, своими жуткими речами, и что пора делать ноги.
Тут мне на глаза попался стеклянный графин, гордость Марии, уцелевший после стольких лет. Сосуд был на две трети заполнен водой, моя подруга постоянно держала кипячёную воду в нём, потому как в хорошо натопленном доме зимой пить хотелось часто и много.
Я сосредоточилась на ровной водной поверхности внутри пузырчатого стекла, и у меня стало получаться. Туман от моих ног медленно, но отползал, воздух в кухне стал ещё гуще, ещё плотнее. Волк почувствовал эти изменения.
– Нет! Даже не думай, наблюдатель! Не в этот раз. – Окрик Его перешёл в звериный рык. – Не в этот раз!
Он заметил, куда нацелен мой взгляд и в то же мгновение графин взорвался под оглушающий, жуткий Его вой, разметая во все стороны осколки вперемешку с водой. Я вовремя увернулась от доброй порции стеклянного залпа, но отступать не собиралась.
Мой взгляд скользнул по рисунку инея на стекле окна и, быстро водя глазами по замысловатому узорчатому кружеву, я наконец-то отыскала нужный завиток, который завибрировал петлей. По окну пробежала одна, вторая, третья рябь, словно стекло перестало иметь твёрдую поверхность, а приобрело свойства воды. Моя петля-проводница вытянулась и призывно замерцала, готовая впустить меня и переправить в ближайший день будущего.
Её заметил и Волк. Он рванулся вслед за мной, и когда я уже ступила в петлю, чувствуя, как мои ноги отрываются от кухонного пола, Он изловчился и ухватил меня за волосы, крепко зажав их в руке.
– Не в этот раз, наблюдатель! – Торжественно повторил Он. – Никуда ты не уйдёшь.
Но я затягиваемая петлёй всё сильнее, не могла потерять этот шанс на спасение и рванула головой что есть сил, одновременно крича от острой боли. Мне снова повезло. Скользкая кожа Его перчатки и моё отчаяние освободили меня. Но я лишилась доброй пряди волос, которая осталась в яростно сжатом кулаке моего врага.
Вот так, со жгучей болью в затылке, прижимая обе торбы по бокам, я покинула дом моих друзей, подстёгиваемая вдогонку оглушительно нестерпимым воем гнева и досады. Петля была пустынна, на моём пересечении времени не мелькнуло ни одной пространственной дороги, ни одного намёка на другого наблюдателя. Я забралась слишком далеко и надолго.
XIV
Я помню в детстве одну тропку-дорожку, по которой мы с мамой ходили, когда она забирала меня из садика. Она была особенной для меня в любой день, независимо от времени года. Такого уюта и таинственности, даже некой сакральности я не находила ни на одной другой дороге. Эта тропка, закатанная однажды небольшим слоем асфальта, вела вдоль проезжей дороги мимо нескольких старых домов.