The Phoenix (СИ)

Хриплый голос совсем рядом, над ухом. Он добрый, по отцовски мягкий, пронизывающий добротой до кончиков пальцев.

–Вы… это вы были в моих снах? Вы звали меня?

Иначе я никак не мог связаться с тобой. Они бы заметили. Они бы нашли тебя.

–Кто они? О чем вы говорите? – мой голос словно отталкивается от невидимых стен, возвращаясь ко мне волной вибрации и эха. – Вы обещали, что скажете мне, где мойры держат Чарли!

И я скажу, Беатрис. Непременно скажу. Но сначала ты должна узнать правду. Понять, зачем ты здесь и почему столкнулась с миром полукровок.

–Чарли! Все остальное не имеет значения!

Но его это мало волнует. Хриплый голос его стихает, а в черной пустоте раздается нарастающий шум. Словно совсем рядом взлетно-посадочная полоса, и надо мной вот-вот взлетит самолет. Мне даже приходится закрыть уши руками, чтобы вой не оглушил меня окончательно. Из горла вырывается слабый крик, когда шум достигает своего апогея.

В тот самый момент он вновь начинает свою речь.

Ты знала, что твое имя означает «храбрая»?

Пустота вокруг нас распадается. Мелкими песчинками она осыпается на пол, пропуская свет – яркий, солнечный свет – на свободу. Глаза режет от неожиданной боли, но он тут же исчезает. Как исчезает и неведомый голос незнакомца, ужасный шум, страх или любые другие эмоции.

Я оказываюсь в маленькой комнатке. Мебель здесь обтертая и старая. Затхлый запах гари и теплой выпечки смешивается во что-то знакомое и далекое. Повсюду картины, разбросанные игрушки и детские вещи. С улицы, из крохотного, едва приоткрытого окошка, доносится шумы машин, вой завода. Мне не нужно выглядывать наружу, я уже знаю, что нахожусь в съемной квартире на окраине города.

Вся дешевизна помещения и теплый запах вкусностей заставляют мое сердце сжаться от неимоверной боли и тоски, будто…

…будто я вернулась домой.

Но в какой-то момент вся радость испаряется из этого места. Вся теплота и уют будто выцветают с цветочных обоев, окрашенных в некоторых местах в рыжие полосы ржавчины. Я слышу чей-то слабый всхлип за стеной, а за ним только тишину, что наполнена чужой, неизведанной мне тревогой.

Толкнув дверь рукой, я оказываюсь в крохотной кухоньке. Здесь фурнитура ничуть не лучше – такая же грязная и обшарпанная. Окно выходит на пузатое здание завода, от труб которого взвинчиваются клубы серого дыма. На подоконнике сидит хрупкая, тоненькая женщина, с сигаретой, зажатой между выцветших губ. У нее светлые выгоревшие волосы, ниспадающие каскадом на ее плечи. Руки у нее худые, а пальцы совершенно тонкие. На ее лице играют лучи закатного солнца.

Рядом тикают часы. Совсем близко, где-то над ухом.

Повинуясь немыслимому порыву, я оборачиваюсь. Видеть его таким: одетым в чистую белую рубашку и темные джинсы было немного странно. У него по-прежнему лазурные глаза и слабая, вымученная улыбка. Помимо изменений в одежде, на нем нет еще и ран. Пальцы его нервно выстукивают по столу надрывный ритм. Он нервничал. Как никогда прежде.

–Пэгги, – голос его очень ласковый, практически умоляющий.

–Нет, это просто невозможно, – вторит его голосу женщина.

Кажется, будто она едва не плачет.

–Ты предлагаешь мне уехать? Вот так бросить дом, работу? Бросить ее одну?

Последнее предложение дается ей с трудом. Она нервно затягивается и так же резко выдыхает клубящийся, белесый дым. Ее плечи изредка подрагивают, а голова безвольно опускается на окно.

–Ты должна скрыться. Рано или поздно они найдут тебя, и тогда пощады не жди,– уверенно говорит мужчина, забыв о нежностях. – Пэгги, ради нее, ты должна умереть.

От таких слов у меня в жилах стынет кровь, а вот женщина только усмехается. Горько. Обиженно. Болезненно.

–Тебе не было столько лет. Двенадцать или уже тринадцать, Гелли?

–Ты должна бежать. Не позже сегодняшней ночи, – мужчина встает со своего места у стола, чтобы подойти к женщине вплотную. – Пойми же, нам не скрыться. Только не вместе.

–Потому ты бросил нас?

Такой горькой, практически обозленной обиды в голосе, я не слышала никогда прежде. Ее глаза упрямо уставляются на мужчину, который опускается рядом с ней на подоконник. Он ласково берет ее лицо в свои ладони и смотрит так, как никто и никогда не смотрел на эту женщину.

–Я ушел, чтобы никто и никогда не причинил вам вреда, милая…

Она вырывается, отворачивается от него. Роняет сигарету на пол и еще долго смотрит на нее, словно в этом и заключается смысл ее жизни. Мне так жаль эту хрупкую, маленькую и несчастную женщину, что хочется кинутся на незнакомца. Но она, кажется, привыкла. Привыкла к его отсутствию и даже не удивилась его появлению.

–Ты был рядом. Всегда рядом со мной. Оберегал на расстоянии, не смея приблизиться. Почему? Почему так произошло? С тобой? – говорит она и поспешно добавляет: – С нами?

Вот только он не знает ответа. А в комнату уже врывается темноволосое чудо. Девочке не больше двенадцати. У нее веснушчатое лицо, светлая улыбка и зеленые глаза с оттенком золота. Лучи солнечного света, касаясь ее, приобретают серебряный оттенок, словно ластясь к ней.

–Мам, в магазине не было сыра, я купила…