– И рассчитать план того, как мы собираемся надрать задницы олимпийцам, – вмешивается Талия, скрежеща зубами.
Складывалось ощущение, будто она действительно не понимала, что никто – а тем более Джейсон – не пустит ее на Олимп, но я не решился оспорить ее слова.
– Идем, – прерывает мои мысли Вальдес. – Горячий Вальдес теперь на вес золота, верно, толстячок?
– Фрэнк тоже идет с тобой, – отрезает Хейзел тоном, не терпящим препирательств.
– Будьте осторожны, – бросаю я Джейсону, когда наш «отряд» распадается на группы. – Гончие выследят нас.
– Только не в мороз, – ободряюще кивает сын Зевса.
И я молю тех самых богов, которые, наверняка, постараются убить нас сегодня о том, чтобы Грейс оказался прав. Он заботливо подталкивает Талию, когда та снова фырчит на своих подопечных, и я невольно улыбаюсь, нагоняя своих сопровождающих.
Вопрос, который слишком часто вспыхивал в моей голове, бередя и переворачивая сознание с ног на голову:
Если бы мы были обычными людьми?
И уверен, я не такой не один.
Фрэнк, который едва ли знал дорогу, вечно косился на Вальдеса, который в Нью-Йорке чувствовал себя как рыба в воде. В шумном городе Лео работал в мастерской с того самого времени, как мы вернулись с «того света». Ритм не сбивал его с толку, а любимое дело горело в руках сына Гефеста. И вновь вопрос, застающий меня врасплох: а, может, Вальдес был бы здесь счастлив?
Отчего-то мысли хаотично бросаются из одной жуткой крайности в другую. Не от того ли случайно, что перед смертью люди думают именно об этом: «все ли уже было исполнено мной в моей жизни?»
Нет. Впереди – спасение Олимпа. Впереди – освобождение Чарли. Об уходе на вечный покой говорить рановато.
Приходится покинуть проулки меж высотками из-за огромных снежных заносов и обломков оледенелых зданий. На открытой местности – там, где авеню было исчерчено линиями перекрестков – нас засекут в считанные минуты, и приходилось надеяться лишь на удачу, которая никогда не была благосклонна к нам.
Пришлось разделить сектор наблюдения на троих: мой – позади, Лео следил за сектором впереди, а Фрэнк – по бокам. Каждый хруст под ногами пружинился в голове одним единственным словом: «опасность». Нервы горели медленно, словно плохо пропитанный фитиль динамита. Страх, загнанный в самый дальний уголок сознания, выходил из тени с каждой новой перебежкой. К моему ужасу или удивлению, никто не пытался остановить нас, и мысль о том, что это еще одна из ловушек божественных родителей, не покидала меня.
– Что скажешь? – задыхаясь, спрашивает Фрэнк.
– Только то, что это, по меньшей мере, предсказуемо, – отвечаю я невпопад.
Но когда мы, наконец, пересекаем улицу, я замечаю клубы темного дыма, что будто коконом окутывает двоих незнакомцев. Блеснула сталь небесной бронзы, растворяя мрак теней, и слабая женская рука уверенно сжимает темную рукоять орудия. В тот же момент я узнаю темно-русые волосы своего Карманного солнца. Но на этом сходства заканчиваются. Уверенный, серьезный взгляд, что прожигал до костей, не был похож на тот рассеянный, улыбчивый и лучезарный взгляд моей подруги. Пухлые щеки впали, а зеленые глаза метали скорее молнии, чем искрились солнечным светом. Она вся была натянута словно струна, и если прежде смотрелась рядом с ди Анджело слишком противоестественно и нелепо, то теперь было ощущение, что Би – отражение сына Аида.
Который, кстати говоря, не выглядел удивленным при виде нас.
– Добрались, наконец-таки, – выдает он, когда я поравнялся с ним. – Будем возвращаться другим путем.
– Лучше скажи мне, как ты научился влезать в чужие мысли?
Нико просто пожимает плечами, но как раз в этот момент Беатрис кидается ко мне и прижимает так, словно мы не виделись целую вечность. Бесконечно теплые объятия согревают до мозга костей. Би по-прежнему мое Карманное солнце.
– С вами все в порядке? Все живы?
– В полном.
– Тогда вперед, – говорит она не менее уверенно. – Нас ждут великие дела.
Она – полукровка. Это в ее крови. Заложено на генетическом уровне и пылает в ней так же ярко, как и ее горящие верой глаза.
– В сторону метрополитена, затем два квартала по переулку, – говорит Лео, когда Би выпускает его из объятий. – Готовы к пробежке?
Возвращаясь обратно, никто из нас не проронил больше ни слова. И, надеюсь, это не потому, что эти слова стали бы нашими последними. Но то, что доводило до исступленного непонимания: почему нас не пытаются убить?
Проходя внутрь заброшенной забегаловки, первое, что бросает в глаза – заледенелые фигуры у кассовых аппаратов, за прилавками и столами. Я насчитываю всего двенадцать. Но даже от этих двенадцати незнакомых мне фигур становится не по себе. Среди чужих страшно увидеть знакомые лица.
К Беатрис кидается вся наша группа. Казалось, даже Талия рада видеть ту, что не побоялась остаться с нами. А вот к Нико бросается только Хейзел, и от этого становится немного не по себе. Ди Анджело стоял с нами плечом к плечу, но до сих пор считался, если не изгоем, то не доверительным лицом уж точно. Когда Левеск отпускает его, я подхожу к ним вплотную.