Они оба просто невыносимы. Держась за руки, парочка выходят из раздевалки, и я, наконец, остаюсь одна. Знаю, знаю. «Наконец» – громко сказано, но предвкушая вечер, я действительно чувствую облегчение.
Облокачиваясь на шкафчики, я уже представляю образ некой незнакомки, что появится на бумаге. У нее высокий лоб, точеные высокие скулы и задорная полуулыбка. По-моему, у нее есть веснушки. Курносый нос, светло-карие глаза. Сперва я хочу собрать ее волосы в хвостик, но тогда незнакомка получается уж слишком взрослой и строгой, и этот образ не вяжется с милой пепельноволосой девчушкой в моем воображении.
Я уже представляю, как стану накладывать тени на ее лицо. Пусть у нее тоже будут круглые щеки, как у меня. Не одной же мне мучится с Джексоном? К глазам я приступаю в последнюю очередь. В них должны отражаться чувства человека, его переживания, помыслы. И я придумываю историю для этой девушки. Но чем дальше продвигается дело, тем больше я понимаю, что улыбка лишний элемент на ее лице.
Когда картина замыливает взгляд, я просто продолжаю прорисовывать детали, не обращая на общий вид никакого внимания. Но теперь, оторвавшись от ее черно-белых черт, я понимаю, как ошиблась. В глазах девушки призыв к действию, моление и необъяснимая мне тревога. Несмотря на слишком неестественную улыбку, она кажется мне до боли знакомой. Я узнаю зигзагообразный, едва заметный шрам у виска. Веснушчатые щеки и тот самый курносый нос, что создало мое воображение. Но это не его рук дело.
Неожиданно, я чувствую резкую головную боль. Она пронзает тело, и я чувствую, как из рук выпадает карандаш. Меня сворачивает пополам, и, чтобы не закричать, я кусаю губы. До боли. До крови.
Хлопья снега опадают на мои плечи, а я продолжаю ловить их ртом, зажмурив глаза от удовольствия. Чувство свободы пьянит меня, и я не замечаю никого в округе. Только странную, статную фигуру человека в черном плаще. Он пристально наблюдает за мной со стороны.
Но это мой первый снег, и я счастлива, как никогда прежде. А какое мне дело до незнакомцев? Мне семь – меня это мало волнует. Я хлопаю в ладоши и кружусь в безмолвном танце. Внутри меня согревает что-то теплое, что-то родное, найденное, возрожденное.
Но, неожиданно, кто-то с силой останавливает меня.
– Тебе не следует так себя вести. Ты привлекаешь слишком много внимания, дитя.
Я сопротивляюсь рукам незнакомца. Того самого, что еще секунду назад наблюдал за мной.
– Пустите меня, пустите!
– Ты должна быть осторожна, – его стальной голос поражает меня в самое сердце.
Теперь даже снег не кажется мне таким прекрасным. Даже теплое солнечное свечение сквозь серые тучи. Я чувствую, как к губам скатываются слезы. Страшно. И я понимаю, что зову кого-то по имени. Зову от страха. Зову от безысходности. Руки незнакомца впиваются в мою ладошку и тянут в неизвестном направлении. Он идет слишком быстро, и я едва поспеваю за ним.
Я плачу. Продолжаю звать кого-то на помощь. Но на нас никто не оборачивается, хотя в округе много прохожих. Они глядят прямо перед собой и продолжают идти вперед. Я пытаюсь схватиться за руку проходящего мимо человека. Почему-то мне кажется, что тогда я смогу вырваться. Но как только моя рука касается кончиков его пальцев, меня пронзает жуткий холод. И тогда я замечаю пустые глазницы прохожего.
Я чувствую, как перехватывает дыхание. В спешке я оборачиваюсь и разглядываю остальных прохожих. Слезы мгновенно пересыхают, я просто немею от ужаса.
Они все мертвы.
Кто-то зовет меня по имени. Бьянка...
Я широко открываю глаза. В глаза бьет свет, но я не чувствую боли. Вообще-то, я мало что чувствую. Странное ватное ощущение безграничной усталости. Кажется, в позвоночник впились миллиарды инородных острых тел. Я готова кричать, но по-прежнему кусаю губы. Страшно.
Тут я ощущаю чье-то мягкое касание. Подняв глаза, я выдавливаю кривую улыбку.
– Перси? – хриплым голосом спрашиваю я.
– Как же ты меня напугала, Би! – друг неожиданно прижимает меня к себе.
Меня вдруг окатывает волной нежности. Я чувствую чужое тепло, и, кажется, оно ограждает меня от страхов. Странная особенность Джексона: он всю жизнь пах прибоем. Свежестью приливной волны, морским берегом, запахом спокойствия. Я цепляюсь за складки его спортивной куртки, но по-прежнему ощущаю, как мелкая дрожь расходится по моему телу.
– Что это было?
– Это я хотел тебя спросить. – нервно передергивает Перси, – Аннабет попросила проверить как ты. Она как чувствовала. Ты задыхалась, Би. Если бы мы не откачали тебя, я… я не знаю, что бы с тобой сделал.
Я стараюсь смеяться как можно тише. Наконец, друг отпускает меня, все еще цепляясь за мои ладошки. У него слишком горячие руки. Или это температура моей кожи схожа с температурой льда? Он помогает мне сесть.
– Ты что-нибудь помнишь?
– Только головная боль. Я рисовала, а потом вдруг… – Я неожиданно напрягаюсь, потому что ощущаю в раздевалке присутствие «чужака».