Читаем The Psychopatic Left полностью

Альтюссер пришел к коммунизму через потребность в идентичности, когда в годы Второй мировой войны он был в плену у немцев, главным образом в лагере для военнопленных Шталаг ХА в Шлезвиге. В концлагере Альтюссер сошелся с коммунистами. Присоединение к ним можно рассматривать как механизм выживания, который продлился и на оставшуюся его жизнь, отягченную психическими проблемами. До этого кризиса он тяготел не к коммунизму, а к католицизму. Как вопрос чисто личного интереса, его присоединение к коммунистам, которые были лучше всего организованной фракцией среди военнопленных и обитателей концентрационного лагеря, могло показаться лучшим курсом. Очерк биографии Альтюссера так пишет об этом периоде:

«Позже он говорил, что считал свою жизнь легкой, потому что наслаждался товариществом людей, и за колючей проволокой чувствовал себя хорошо защищенным. После войны Альтюссер начал учиться в Высшей нормальной школе, где, с его ощущением того, что он пришел из «другого мира», он чувствовал себя абсолютным чужаком».

Здесь можно заметить чувство отчуждения и неуверенности, ощущаемое настолько глубоко, что Альтюссер чувствовал себя в большей безопасности в закрытой и подчиняющейся строгому порядку жизни немецкого лагеря для военнопленных. Альтюссер нашел в коммунизме средства восстановления чувства идентичности, порядка, уверенности и безопасности, которое он нашел, будучи заключенным. Альтюссер нашел свободу после отчуждения заключения в немецком лагере. Снова, как в лагере для военнопленных, он искал коммунизм как средство сопричастности. Несколько лет спустя он нашел в Элен Ритман женщину, подходящую на роль матери, которая могла бы дать ему безопасность и уверенность в себе через его полную зависимость от нее.

Воспитание

Льюис заявляет, что «циклы глубокой депрессии» мучили Альтюссера с 1938 года. Он родился в католической семье. Луи видел в своем отце Шарле Альтюссере, управляющем банком, «авторитарную, отдаленную фигуру, кошмары, вопли и происходившие время от времени вспышки насилия которого пугали его»; эти кошмары, по-видимому, были последствием Первой мировой войны.

Поскольку преданность Альтюссера коммунизму можно также рассматривать как проецирование конфликта между отцом и сыном, рационализированное в идеологию классовой борьбы: борьба с отцом как типичным буржуа, управляющим банком, сторонником жесткой руки, отчужденным и непостоянным; представителем капитализма. Этот семейный сценарий соответствует марксистской доктрине, которая видит в семье репрессивное по своей сути учреждение. Луи был растоптанной жертвой в бунте против патриархального авторитаризма, символизируемого его отцом. Он вспоминал в автобиографии, что он с детства считал себя «постоянной жертвой», думал, что его работа -это его побег из этой «надгробной плиты отсутствия дела, тишины и публичной смерти». Его марксизм, который был активизирован лишь спустя несколько лет после войны, был его средством проецирования своих страхов и тревог на весь общественный строй. Литературная продукция Альтюссера в периоды безумства была его методом терапии в поиске своего значения и идентичности.

Интересно, что как и у марксистских эмигрантов Франкфуртской школы, которые сбежали из Германии, чтобы занять доминирующее положение в социологии в США во время и после Второй мировой войны, темой неомарксизма Альтюссера была комбинация марксизма с психоанализом Фрейда:

«Его зависимость от психиатрии возросла ввиду его интереса к Фрейду, и когда он предпринял свою текстовую экспертизу Маркса, он был поражен ее подобием работе, которую написал о Фрейде Жак Лакан. Знаменитые семинары, которые проводили эти два человека, подчеркивали этот параллелизм».

Его идеологический биограф Грегори Эллиот пишет об этом фрейдистско-марксистском синтезе, предложенном Альтюссером и Лаканом:

«Альтюссер тогда полагал, что дело марксистского материализма в начале 1960-х лучше всего можно было бы защитить в соединении с аспектами структурализма. То, что он повернулся к современной французской философии, как и к марксистской классике, за помощью в создании постсталинского марксизма, легко можно понять из того, что он заявил о своем присоединении к антигуманному новому прочтению Лаканом Фрейда и особенно к «исторической эпистемологии» Башелара. В то время как Альтюссер предлагал возвращение к Марксу, Лакан проводил возвращение к Фрейду. В эссе, датирующемся 1964 годом, «Фрейд и Лакан», которое вновь открыло диалог между марксизмом и психоанализом, запрещенным во времена «ждановщи-ны», Альтюссер поддержал и истолкование Лаканом Фрейда и его представление об этом истолковании как ответе на ревизионизм».

Сразу после войны Альтюссер встретил Элен Ритман. Она была литовской еврейкой, участвовала во французском Сопротивлении и вступила в коммунистическую партию в 1930-х годах. Позже ее исключили из компартии за троцкистский «уклон».

Перейти на страницу:

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное
Бозон Хиггса
Бозон Хиггса

Кто сказал что НФ умерла? Нет, она затаилась — на время. Взаимодействие личности и искусственного интеллекта, воскрешение из мёртвых и чудовищные биологические мутации, апокалиптика и постапокалиптика, жёсткий киберпанк и параллельные Вселенные, головокружительные приключения и неспешные рассуждения о судьбах личности и социума — всему есть место на страницах «Бозона Хиггса». Равно как и полному возрастному спектру авторов: от патриарха отечественной НФ Евгения Войскунского до юной дебютантки Натальи Лесковой.НФ — жива! Но это уже совсем другая НФ.

Антон Первушин , Евгений Войскунский , Игорь Минаков , Павел Амнуэль , Ярослав Веров

Фантастика / Научная Фантастика / Фантастика: прочее / Словари и Энциклопедии / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука