The Rolling Stones. Взгляд изнутри

В соответствии с названием турне комната для гостей была переименована в «Бар Вавилон». Яства и напитки все так же предлагались в изобилии, а Чарли все так же был единственным из группы, кто туда заглядывал. На этот раз он уже не удивился моему присутствию. Мы немного пообщались, а затем он сделал мне неожиданное предложение: «Хочешь повидаться с Китом? Пойдем поздороваемся». И повел меня в гримерку Кита, куда сам я никогда бы не осмелился заявиться. Впрочем, Кит пребывал в отличном расположении духа и, казалось, был рад меня видеть. Здесь же сидели Вуди и Джейн Роуз, его менеджер. Мы с Джейн давно не виделись, и тем для обсуждения скопилось великое множество. Джейн рассказала, как она счастлива, что они подписали контракт с «Верджин», но с сожалением отметила, что лейбл уперся и никак не соглашался выпускать «Anybody Seen My Baby», лучшую песню последнего альбома, синглом в США. Полностью разделяя ее точку зрения, я сказал: «How can they expect to have a hit if they don’t release it as a single?»[59] На что Кит, повернувшись ко мне, вежливо, но настойчиво сказал: «No business!» И на этом разговор о «Верджин» был завершен. Люди часто думают, что The Rolling Stones — это машина по зарабатыванию денег, но Кит думал о заработке далеко не всегда. Вот и в этот раз он предпочел поговорить о Чаке Берри, который как раз был родом из Атланты. «I gave him a great movie»[60], — сказал он, имея в виду посвященную Чаку картину «Славься, славься, рок-н-ролл!» 80-х годов. Картину, на съемках которой кумир Кита его не щадил, заставляя снова и снова играть вступление песни «Carol», чтобы показать, что он все еще учитель, а Кит — ученик.

© Архивы Доминика Ламблена

Но с тех времен, когда Кит расшифровывал аккорды Берри в своем маленьком доме на окраине Лондона, ученик заметно вырос в профессиональном плане. Я в очередной раз в этом убедился несколько минут спустя, когда Кит вышел на сцену и начал играть интро своего собственного сочинения, те несколько аккордов, которые навсегда стали его визитной карточкой и вот уже три десятилетия несли в мир его удовлетворенность своей музыкой. От одной только улыбки, озарявшей лицо Кита, когда он начинал терроризировать струны, становилось понятно, что история группы еще не закончена.

21. Ссылка в деревню и возвращение к жизни. Эпилог (1998–2016)

В конце 90-х годов мое привилегированное положение Папы Римского мира компиляций оказалось под угрозой. Конкуренция свирепела как в этой области, так и в рекламе, и зарабатывать становилось все труднее. Общество шло в ногу со временем, и мое некогда колоссальное преимущество осталось в прошлом.

Как в таких случаях часто бывает, профессиональные и финансовые трудности сказались на личной жизни. Я пребывал не в лучшем расположении духа, и наши с Кармен отношения стали натянутыми. Но беда не приходит одна, как говорится, и в 1998 году, через три года после нашей свадьбы, Кармен подала на развод, перед этим вежливо подождав, когда пройдет мой день рождения. Это событие окончательно подорвало мой и без того не самый крепкий на тот момент моральный дух.

Оправиться от всего этого у меня никак не получалось. Помимо плачевного финансового положения, я ко всему прочему сильно растолстел. Лишний вес появился из-за одной гадости на основе амфетамина под названием «Дининтель», которой я заменил кокаин, хотя на самом деле эта штука была в разы хуже кокаина, так как из-за химии в ее составе потребителя еще и раздувать начинало. Каким бы вредным ни был старый добрый порошок, он, по крайней мере, позволял сохранить определенную стройность. К счастью, в скором времени «Дининтель» запретили, и я перестал себя гробить.

Как бы то ни было, мысли найти себе кого-нибудь на замену Кармен у меня даже не возникало. Несмотря на бракоразводный процесс, мы еще какое-то время продолжали встречаться, но все усилия были напрасны. Надо признать, что попытки разжечь угасающее пламя почти всегда обречены на провал. Когда в душе что-то ломается, этого, скорее всего, уже не исправить.

В работе дела обстояли так же, как и в отношениях с Кармен: упадок продолжался и достиг критической точки. К началу нового тысячелетия мои творческие способности иссякли. Я переехал в квартиру в Версале, и сразу после отъезда предыдущих жильцов свою отвратительную морду в мое новое пристанище сунула хандра. После стольких лет упорного труда я остался один посреди огромной гостиной со своими пластинками. Ни семьи, ни работы, ни жены, ни денег, которых становилось все меньше и меньше. Достаточно плачевная ситуация, чтобы к хандре добавились всепоглощающие чувства несправедливости и опустошенности.