По мере приближение главного праздника в году – Рождества, все более и более уменьшался световой день, с каждым часом начинало темнеть раньше, а морозы становились сильнее.
Возможно, надевать юбку в такую ветреную погоду было опрометчивым решением. Да, чуть ли не впервые в жизни Ева была готова согласиться с тем, что приняла неправильное решение, однако красота стоит жертв, не так ли? И не только красота.
Вчера вечером их квартира была похожа на один большой комок нервов: Мун была под впечатлением от встречи с матерью и произошедшим после в полицейском участке и пересказывала случившееся с ней подруге, но Сатре так истерично бегала по дому, проверяя, все ли они взяли, что даже не старалась делать вид, будто слушает, поэтому истории о неумелых подкатах офицера в участке оценил лишь Вильям, который всем своим видом выражал спокойствие и вселенскую умиротворенность. В два часа ночи Квииг провожала их у подъезда, где путешественников ждала желтая машина такси, пожелала им хорошего полета, поцеловала в щеки и взяла с них обещание присылать красивые снимки в их общий чат как можно чаще.
Единственный, с кем рыжая теперь могла поговорить, это Эвен. Он подписался на нее в инстаграме в тот же вечер и добавил запрос в друзья. Тогда Ева сразу же подписалась в ответ, приняла запрос на фейсбуке и долго изучала его профиль с фото, сидя на кухне. Оставшись в звенящей тишине съемной квартиры, она без причины включала телевизор или ставила чайник на плиту, чтобы тот кипел. Уровень чая в ее организме за этот день явно повысился, пока Квииг тщательно рассматривала фотографии нового друга, скоро найдя и снимки его парня – Исаака.
У входа в клуб на привычном месте не оказывается Роба – рыжеволосая не удивится, если охранник в очередной раз проводил время где-то в коридоре в компании Гарсии. Мюллер занимал важный пост, однако часто отсутствовал на своем рабочем месте, за что Ева, будь она начальником, уволила бы его. В этот момент Квииг невольно вспоминается тот день, когда Кристоффер хотел вышвырнуть Роба из клуба за то, что он встречается с его сестрой, но рыжая его остановила. Какая глупость! Не нужно было препятствовать увольнению того человека, который опозорил ее в раздевалке.
Стук каблука, когда Ева делает первый шаг в зале, не нарочно получился громким, к тому же внутри стояла почти что гробовая тишина, нарушаемая лишь короткими перешептываниями о скором открытии дверей для клиентов. Однако теперь все инстинктивно обернулись на звук, нарушивший эту атмосферу легкого волнения. Рыжая, на ходу расстегивая куртку, мерным шагом проходит в глубь зала, походкой от бедра направляясь к коридору, который вел к раздевалке.
- Всем салют! – нарочито широко улыбается Квииг, легко махнув рукой.
Все до одного, кто был в зале, посмотрели на нее: парни-официанты, которые убирали столы, дабы освободить больше места под танцпол, были слегка удивлены ее появлением; кучка девчонок, до этого обсуждавших разделение зон на сегодня, застыли, не сводя взгляда с Мун; два имеющихся у клуба бармена прекратили разговор о количестве привезенного виски. Эскиль, до этого выглядевший немного обеспокоенным, не смог удержать дерзкой улыбки, когда понял настроение своей подруги. Сегодня Ева не пришла страдать, плакаться или оправдываться, она вернулась на работу с видом победителя, а не проигравшего, чем явно шокировало всех, кто вживую наблюдал сцену «разоблачения» кражи два дня назад.
- Ну, что, успели раскрыть еще парочку преступлений? – в глазах Мун читалась явная насмешка над всеми недоуменными взглядами, что воткнулись острыми иголками ей в тело.
Рыжеволосая не привыкла быть центром внимания, объектом сплетен и разговоров. Но сейчас у нее просто не было другого выхода. Прийти туда, где тебя публично унизили, загнанной в угол мышью, чтобы лишний раз дать повод поиздеваться таким змеям, как Кензи? Ни за что, слышите? Особенно этой стерве Миртл, которая стояла у одного из столиков, сложив руки на груди и смотря на Мун так, будто хочет заживо съесть.
- Кто разрешил тебе приходить сюда? – вдруг произносит Алекса, которая за короткий срок работы здесь успела прославиться как подставка для эго Кензи.
Ева медленно оборачивается всем корпусом к источнику звука, сводя брови к переносице и принимая то выражение лица, что было присуще всем хорошим стервам – спектакль продолжался.
- А кто разрешил тебе подать голос? – вопросом на вопрос отвечает Мун, растягивая слова.
Эскиль успевает вовремя прикрыть рот ладошкой, чтобы никто не услышал вырвавшийся из него смешок. Такого риска он не мог себе позволить. Однако слова Евы вызывают всеобщий шок и недоумение, в то время как сама девушка была довольна своей работой – эта фраза работала со всеми шестерками эгоцентричных людей: как с Бенджамином, так и с Кензи. Алекса хочет что-то сказать в ответ, но не находит в своем узком лексическом запасе такой же колкой и язвительной фразы.