Он включает свет, смотрит на пыльные материалы, которые оставил нетронутыми на полу, и что-то вроде огня вспыхивает в нем. Он не питается гневом и разочарованием, как большая часть его работ в течение многих лет. Нет, это совсем другое. Мягче, легче… Он видит цвета, яркость и нежные изгибы. Он видит золотые волосы, собранные в конский хвост, и улыбку, подобную солнечному свету.
Он видит оттенки ароматов — свежеиспеченные круассаны, малиновые пирожные, мука и кофе. Шоколад, ваниль, специи, мед. Он видит идеальную линию шеи, от которой не может оторвать глаз.
Клаус дрожит до глубины души, когда идет за первой кистью, но его рука тверже, чем когда-либо за очень долгое время, так же тверда, как после первой дозы кофеина за день.
А потом, как по волшебству, он снова рисует.
Клаус засыпает на диванчике в своей студии. Потом просыпается и возвращается к ней, и больше ничего не делает до конца уик-энда.
Это лучшее, что Клаус чувствовал за всю свою жизнь.
Когда в понедельник он заходит в «Мистик кафе», за стойкой вместе с Кэролайн стоит мужчина. Сейчас 7.30, поэтому в заведении тихо, только пара других посетителей болтают на углу, и женщина протискивается мимо него, чтобы уйти со своим кофе.
На мужчине темно-красный фартук, точно такой же, как у Кэролайн. Она что-то объясняет ему об одной из машин, а он ловит каждое ее слово, старательно кивая, что заставляет Клауса задуматься о том, что он стоит, возможно, слишком близко, и его глаза прикованы к ее губам.
Что-то дикое шевелится в животе Клауса.
Парень замечает его первым.
— Доброе утро! — говорит он, подходя к кассе. — Что тебе принести, приятель?
У него акцент. Клаусу это вообще не нравится.
Лицо Кэролайн расплывается в улыбке, как только она замечает его.
— Все в порядке, Энзо, позволь мне, — говорит она, отталкивая мужчину в сторону.
Парень хмуро смотрит на нее.
— Как я должен учиться?
— Он постоянный клиент. Я сама обслужу его.
Она бросает на Энзо острый взгляд. Он выгибает брови и поджимает губы.
— Конечно. Пойду проверю духовку.
Он поворачивается на каблуках и исчезает в кухне.
—Я вижу, у тебя новая кровь, — говорит Клаус, подходя ближе, и его голос звучит более ехидно, чем он хотел.
— Это фантастика, что место становится очень оживленным, но я сходила с ума. Я немного помешана на контроле, поэтому откладывала это так долго, как только могла, но должна признать, мне нужна помощь.
— И тебе нравятся мужчины с акцентом, не так ли? — он дразнится.
Кэролайн закатывает глаза.
— Боже, как ты вообще можешь ходить, неся все это эго? — говорит она, по-доброму улыбаясь. — Энзо высоко квалифицирован, и акцент не имел к этому никакого отношения. Но я вижу, у вас много общего, так что, может быть, отныне вы предпочтёте, чтобы вас обслуживал он?
Клаус делает насмешливо-сердитое лицо.
— Даже не смей, милая.
Кэролайн смеется, и взгляд Клауса снова падает на ее красивую шею, вниз к ключице, к началу ложбинки между грудями, и его разум мгновенно вызывает образы того, что находится под этим V-образным вырезом.
Клаус прочищает горло и опускает голову, моля Бога, чтобы он не начал краснеть сейчас, после 32 лет достойного бесстрастия на этой земле.
— Сегодня я пропущу «милую», потому что у меня хорошее настроение, — говорит она. — Ты хорошо провел выходные?
— По правде говоря, так оно и было.
— О? Горячее свидание?
— Что-то в этом роде.
— Поздравляю! — напевает Кэролайн, возясь с кассой. Клаус не совсем уверен, но ему кажется, что он видит проблеск разочарования, прежде чем маска бодрого профессионализма сползает. — Итак, есть какие-нибудь предпочтения сегодня утром?
— Удиви меня.
— Мне нравится твоя смелость.
Мгновение она смотрит на прилавок позади себя, прикусывая губу, обдумывая варианты. Клаус фиксирует выражение её лица в своей памяти, снова страстно желая взять в руки карандаш и начать рисовать.
Через минуту она начинает двигаться с той же обычной находчивостью. Уверенные руки точно знают, куда идти и за что хвататься. Он старается не смотреть на ингредиенты, чтобы не испортить элемент неожиданности, вместо этого обращая внимание на нее. Как она улыбается про себя, когда выбирает пакет молока вместо другого, как подмигивает ему, когда ставит очередную четверную порцию эспрессо, с какой осторожностью посыпает его напиток нужным количеством какао-порошка.
— Вот, — протягивает она ему. — Это что-то новенькое.
Стон, срывающийся с губ Клауса, просто непристоен.
— Фруктовый вкус!
— Это абрикос.
— Как это ты смогла положить абрикос в кофе, если я его ненавижу?
Она пожимает плечами, дергая себя за конский хвост.
—Я просто очень хороша в этом.
***
— О, слава богу, — решительно заявляет Элайджа, входя в кабинет Клауса без стука. Всегда без стука. — Ты жив.
Клаус бросает на него сердитый взгляд из-под ресниц, не отрываясь от письма, которое печатает. Он сегодня в ударе. Еще нет и полудня, а он уже так много сделал. Его дни уже давно не были такими продуктивными, а всё благодаря этому кофе. Невозможно хорошему кофе.
— Если бы я был мертв, Элайджа, один из твоих шпионов уже сказал бы тебе.
— У меня нет шпионов.