The Story of Civilization 01

Гибель цивилизации редко приходит извне; внутреннее разложение должно ослабить волокна общества, прежде чем внешние влияния или нападения смогут изменить его основную структуру или положить ему конец. Правящая семья редко содержит в себе ту стойкую жизненную силу и тонкую приспособляемость, которые требуются для длительного господства; основатель истощает половину сил рода и оставляет посредственности бремя, которое мог вынести только гений. Токугавы после Иэясу управляли умеренно хорошо, но, за исключением Ёсимунэ, в их роду не было положительных личностей. В течение восьми поколений после смерти Иэясу феодальные бароны беспокоили сёгунат спорадическими восстаниями; налоги задерживались или не выплачивались, а казна Едо, несмотря на отчаянную экономию, стала недостаточной для финансирования национальной безопасности или обороны.1 Два с лишним века мира смягчили самураев и приучили народ к тяготам и жертвам войны; эпикурейские привычки вытеснили стоическую простоту времен Хидэёси, и страна, внезапно призванная защищать свой суверенитет, оказалась физически и морально безоружной. Японский интеллект был взволнован исключением иностранных сношений и с беспокойным любопытством слушал о растущем богатстве и разнообразной цивилизации Европы и Америки; он изучал Мабути и Мото-ори и тайно клеймил сегунов как узурпаторов, нарушивших преемственность императорской династии; он не мог примирить божественное происхождение императора с бессильной бедностью, на которую его обрекли токугавы. Из своих укрытий в Ёсивара и других местах подземные памфлетисты стали наводнять города страстными призывами к свержению сёгуната и восстановлению императорской власти.

В 1853 году это измученное и лишенное ресурсов правительство узнало, что американский флот, игнорируя японские запреты, вошел в бухту Урага, и что его командующий настаивает на встрече с верховной властью в Японии. У коммодора Перри было четыре военных корабля и 560 человек; но вместо того, чтобы продемонстрировать даже эти скромные силы, он отправил вежливую записку сёгуну Иэёси, заверив его, что американское правительство просит лишь открыть несколько японских портов для американской торговли и принять некоторые меры для защиты американских моряков, которые могут потерпеть кораблекрушение на японских берегах. Восстание Т'ай-п'инга заставило Перри вернуться на свою базу в китайских водах; но в 1854 году он вернулся в Японию, вооруженный большей эскадрой и убедительными подарками - духами, часами, печами, виски... - для императора, императриц и принцев крови. Новый сёгун, Иэсада, не стал передавать эти подарки королевской семье, но согласился подписать Канагавский договор, который фактически уступал всем требованиям американцев. Перри высоко оценил вежливость островитян и объявил, с несовершенной прозорливостью, что "если японцы прибудут в Соединенные Штаты, они найдут судоходные воды страны свободными для них, и что им не будет запрещен даже доступ к золотым приискам Калифорнии".2 По этому и последующим договорам основные порты Японии были открыты для торговли из-за рубежа, тарифы были оговорены и ограничены, и Япония согласилась, чтобы европейцы и американцы, обвиненные в преступлениях на островах, были судимы их собственными консульскими судами. Были выдвинуты и приняты условия о прекращении любых преследований христианства в империи; в то же время Соединенные Штаты предложили продать Японии столько оружия и линкоров, сколько ей может понадобиться, а также предоставить офицеров и мастеров для обучения этой абсурдно мирной нации военному искусству.3