The Story of Civilization 05

Потребность Льва в деньгах омрачала его некогда счастливое правление. Подарки родственникам, друзьям, художникам, писателям и музыкантам, щедрое содержание беспрецедентного двора, ненасытные потребности нового собора Святого Петра, расходы на войну в Урбино и подготовку к крестовому походу привели его к банкротству. Его регулярный доход в 420 000 дукатов ($5 250 000?) в год от сборов, аннатов и десятин был совершенно недостаточен, и при этом было все труднее получить от Европы, возмущенной церковными сборами, стекавшимися в Рим. Чтобы пополнить казну, Лев создал 1353 новые и продаваемые должности, за которые назначенцы заплатили в общей сложности 889 000 дукатов ($11 112 500?). Мы не должны быть слишком добродетельны в этом вопросе; большинство должностей были синекурами, скромный труд которых мог быть делегирован подчиненным; суммы, выплаченные за эти назначения, были фактически займами папству; зарплаты, составлявшие в среднем десять процентов в год от первоначального платежа, были процентами по займам; Лев продавал то, что мы сегодня обозначили бы как государственные облигации;96 И он, несомненно, утверждал, что его доходность гораздо выше, чем у правительств сегодня. Однако он продавал не только эти синекуры, но даже самые высокие должности, например, папского камергера.97 В июле 1517 года он назначил тридцать одного нового кардинала, многие из которых были людьми способными, но большинство из них были выбраны откровенно по их способности платить за почести и власть. Так, кардинал Понцетти - врач, ученый, писатель - заплатил 30 000 дукатов; в общей сложности перо Льва по этому случаю принесло в казну полмиллиона дукатов.98 Даже беспечная Италия была потрясена, а в Германии история этой сделки разделила гнев восстания Лютера (октябрь 1517 года). Когда в этот знаменательный год султан Селим завоевал Египет для турок-османов, Лев тщетно призывал к крестовому походу. В своем слепом рвении он разослал по всему христианству агентов, предлагавших чрезвычайные индульгенции в обмен на раскаяние, исповедь и участие в расходах на предполагаемый крестовый поход.

Иногда он занимал деньги под сорок процентов у римских банкиров, которые назначали такие ставки, опасаясь, что его небрежное управление папскими финансами приведет к банкротству. В качестве обеспечения некоторых из этих займов он закладывал свои серебряные тарелки, гобелены и драгоценности. Он редко думал об экономии, а когда делал это, то не выплачивал зарплату своей Греческой академии и Римскому университету; уже в 1517 году первый был закрыт из-за нехватки средств. Он продолжал проявлять неумеренную щедрость, посылая богатые субсидии монастырям, больницам и благотворительным учреждениям по всему христианству, осыпая Медичи почестями и средствами, кормя своих гостей по-лукуллановски, а сам ел и пил в меру.99 Всего за время своего понтификата он потратил 4 500 000 дукатов (56 250 000 долларов?), а умер, задолжав еще 400 000. В одной пасквинаде выражено мнение Рима: "Лев проел три понтификата: казну Юлия II, доходы Льва и доходы его преемника".100 После его смерти Рим пережил один из самых страшных финансовых крахов в своей истории.

Последний год его правления был полон войн. После возвращения Урбино и Перуджи ему казалось, что контроль над Феррарой и По необходим для безопасности папских государств и их способности сдерживать Францию в Милане. Герцог Альфонсо дал необходимый casus belli, отправив Франческо Марии войска и артиллерию для использования против Папы. Альфонсо, хотя и был болен и почти истощен после целого поколения папской вражды, сражался со своим обычным мужеством, и был спасен смертью Льва.

Папа тоже заболел в августе 1521 года, отчасти от боли в фистуле, отчасти от забот и волнений, связанных с войной. Он поправился, но в октябре снова заболел. В ноябре он поправился настолько, что его отвезли на его загородную виллу в Маглиане. Там до него дошли новости о том, что папская армия отбила у французов Милан. 25-го числа он вернулся в Рим, и ему был оказан дикий прием, который бывает только у победителей в войне. В тот день он слишком много ходил, вспотел, пока его одежда не промокла насквозь. На следующее утро его уложили в постель с лихорадкой. Теперь ему быстро становилось хуже, и он понял, что его конец близок. 1 декабря его обрадовало известие о том, что Пьяченца и Парма в свою очередь были взяты папскими войсками; однажды он заявил, что с радостью отдал бы свою жизнь за присоединение этих городов к государствам Церкви. В полночь 1-2 декабря 1521 года он скончался, за десять дней до окончания своего сорок пятого года. Многие из сопровождавших его лиц и некоторые члены семьи Медичи вынесли из Ватикана все, что попало им под руку. Гвиччардини, Джовио и Кастильоне считали, что он был отравлен, возможно, по наущению Альфонсо или Франческо Марии; но, очевидно, он умер от малярийной лихорадки, как и Александр VI.101