Здесь будет дано лишь самое скромное объяснение этой загадки. Венеция, хотя и сильно пострадавшая от войны, никогда не подвергалась вторжению; ее дома и магазины оставались нетронутыми. Она восстановила свои материковые владения и включила такие густонаселенные города, как Падуя, Виченца и Верона, в число своих доноров в области образования, экономики и гения (Коломбо и Корнаро в Падуе, Палладио в Виченце, Веронезе из Вероны). Она по-прежнему доминировала в торговле на Адриатике и вблизи нее. Ее ведущие семьи все еще хранили нерастраченные сокровища вскормленных и унаследованных богатств. Старые отрасли продолжали процветать и находили новые рынки сбыта в христианстве; например, именно сейчас венецианское стекло достигло своего хрупкого кристаллического совершенства. Венецианское лидерство в производстве предметов роскоши сохранялось, и в эту эпоху впервые приобрело известность венецианское кружево. Несмотря на религиозную цензуру, Венеция все еще предоставляла убежище политическим беженцам, а также интеллектуальным беженцам, таким как Аретино, который подкреплял свои уморительные кривляния периодическими вкладами в благочестивую литературу.
Ближе к концу этого периода Венеция дважды продемонстрировала свою гражданскую силу и стойкость. В 1571 году она вместе с Испанией и папством приняла участие в оснащении армады из двухсот кораблей, которая уничтожила турецкий флот из 224 кораблей у Лепанто в Коринфском заливе. Эту победу, которая, возможно, спасла Западную Европу для христианства, Венеция праздновала три дня безумного ликования: район Риальто был увешан полотнищами из бирюзы и золота; из каждого окна на каналах развевались флаги или гобелены; на мосту Риальто возвышалась огромная триумфальная арка; на улицах были выставлены картины Беллини, Джорджоне, Тициана и Микеланджело. Последующий карнавал был самым диким из всех, которые когда-либо знала Венеция, и задал темп многим последующим карнавалам; все надели маски и резвились, наложив мораторий на нравственность; а клоуны, такие как Панталоне и Дзанни (то есть Джонни), дали свои имена дюжине языков.
А затем, в 1574 и 1577 годах, трагические пожары в Герцогском дворце уничтожили несколько комнат; картины Джентиле да Фабриано, Беллини, Виварини, Тициана, Порденоне, Тинторетто и Веронезе были уничтожены; за два дня исчезли труд и искусство целого века. Дух республики проявился в быстроте и решительности, с которой были восстановлены поврежденные интерьеры. Джованни да Понте было поручено перестроить палаты по прежним образцам; Кристофоро Сорте создал в двадцати девяти членениях изумительный потолок Зала Маджор Консильо; стены были расписаны Тинторетто, Веронезе, Пальма Джоване и Франческо Бассано. В других помещениях - Коллегио, где заседали дож и его совет, Антиколлегио, или предбаннике, Сала де' Прегади, или Сенатском зале - потолки, двери и окна были спроектированы величайшими архитекторами эпохи - Якопо Сансовино, Палладио, Антонио Скарпаньино, Алессандро Виттория.
Якопо д'Антонио ди Якопо Татти был по происхождению (1486) флорентийцем. Он "очень неохотно ходил в школу", говорит Вазари, но охотно брался за рисование. Его мать поощряла эту склонность; отец, который надеялся сделать из него купца, был отвергнут. Так Якопо поступил в ученики к скульптору Андреа Контуччи ди Монте-Сан-Савино, который так любил юношу и так добросовестно учил его, что Якопо стал смотреть на него как на отца и принял прозвище Андреа - Сансовино - как свое собственное. Юноше также посчастливилось подружиться с Андреа дель Сарто и, возможно, узнать от него секреты изящного и живого дизайна. Во Флоренции молодой скульптор вырезал Вакха, хранящегося сейчас в Барджелло, знаменитого своим идеальным равновесием и мастерством, с которым рука, кисть и ваза, слегка опирающаяся на кончики пальцев, были вырезаны из одного куска мрамора. Все (кроме Микеланджело) были добры к Андреа и помогли ему подняться на холм, чтобы добиться совершенства. Джулиано да Сангалло взял его с собой в Рим и дал ему ночлег. Браманте поручил ему сделать восковую копию Лаокоона; она была выполнена настолько хорошо, что ее отлили в бронзе для кардинала Гримани. Возможно, благодаря влиянию Браманте Андреа переключился со скульптуры на архитектуру и вскоре стал получать выгодные заказы.
Он был в Риме, когда наступил период разграбления, и, как и многие другие художники, потерял все свое имущество. Он добрался до Венеции, думая отправиться во Францию; но дож Андреа Гритти попросил его вместо этого укрепить колонны и купола собора Святого Марка. Его работа так понравилась сенату, что его назначили государственным архитектором (1529). В течение шести лет он трудился над благоустройством площади Сан-Марко, изгоняя мясные лавки, которые портили Пьяццетту, открывая новые улицы и помогая превратить площадь Святого Марка в просторное удовольствие, которым она является сегодня.