The Story of Civilization 05

У него были причины для грусти, ведь в тот самый год, когда была открыта великая картина, умерла его любимая дочь Мариэтта. Ее мастерство в живописи и музыке было одной из главных радостей его старости, и теперь, когда ее не стало, он, казалось, ни о чем так не думал, как о том, чтобы увидеть ее в другой жизни. Он чаще, чем прежде, ходил к Мадонне дельи Орто - Богоматери в саду - и проводил там часы в размышлениях и молитвах, наконец-то став смиренным человеком. Он по-прежнему писал картины и в последние годы жизни создал серию работ о святой Екатерине для церкви ее имени. Но на семьдесят седьмом году жизни болезнь желудка доставляла ему такие страдания, что он больше не мог спать. Он составил завещание, попрощался с женой, детьми и друзьями и умер 31 мая 1594 года. Его останки приняла Мадонна дельи Орто.

Если после путешествия по Венеции на лодке, чтобы в каждом уголке города встретиться лицом к лицу с этим Микеланджело лагун, мы попытаемся прояснить наше представление о его искусстве, то первое впечатление - это размер и множество, огромные стены, затянутые человеческими и животными формами, в тысяче степеней красоты или уродства, в плотской неразберихе, которая имеет только одно оправдание - это жизнь. Этот человек, который сторонился и ненавидел толпы, видел их повсюду и воспроизводил их с яростной правдивостью. Похоже, его мало интересовали отдельные люди; если он и писал портреты, то лишь для того, чтобы получить гонорар. Он видел человечество в целом, интерпретировал жизнь и историю с точки зрения массы человеческих существ, борющихся, конкурирующих, любящих, наслаждающихся, страдающих; мужественных и прекрасных, больных и калек, спасенных или проклятых. Он писал на холстах потрясающей необъятности, потому что только такие просторы давали ему возможность изобразить то, что он видел. Так и не овладев полностью, как Тициан, техникой живописного искусства, он выработал для себя метод этих гигантских картин, и именно ему, прежде всего, принадлежит грандиозность залов Дворца дожей. Поэтому мы не должны требовать от него изысканности отделки. Он груб, неровен, тороплив, иногда создает сцену одним взмахом кисти. Его настоящий недостаток не в этой грубости поверхности - ведь даже грубая поверхность может высветить значение, - а в театральной жестокости выбранных им эпизодов, нездоровой буйности его настроений, мрачности, в которой он купает показанную им жизнь, и утомительном повторении толпы; он был очарован числом, как Микеланджело - формами, а Рубенс - плотью. И все же даже в этих толпах - какое богатство значимых деталей, какая точность и проницательность наблюдений, какая неисчерпаемая индивидуализация деталей, какой смелый реализм там, где раньше были только воображение и сантименты!

Последнее чувство, которое мы испытываем при виде этих картин, - утвердительный ответ: это искусство в большом стиле. Другие художники писали красоту, как Рафаэль, или силу, как Микеланджело, или глубины души, как Рембрандт; но здесь, на этих космических полотнах, как в грохоте города, или в немой массе на молитве, или в беспокойной и ласковой близости тысячи домов, - человечество. Ни один художник не видел его так масштабно и не изображал так полно. Иногда, в тишине перед увядающими стенами во Дворце дожей или в братстве Святого Роха, из памяти выпадают полотна лучших художников, и мы чувствуем, что, если бы он мог закончить, как ювелир, после того как так задумал, как гигант, маленький красильщик стал бы величайшим художником из всех.

V. ВЕРОНЕЗЕ: 1528-88