The Story of Civilization 05

Нашему возлюбленному сыну - приветствие и апостольское благословение. Мы слышали, что из всех работников в винограднике Господнем ты самый ревностный, чему мы глубоко радуемся и благодарим Всемогущего Бога. Мы также слышали, что ты утверждаешь, что твои предсказания исходят не от тебя, а от Бога.* Поэтому мы желаем, как подобает нашей пасторской должности, иметь с тобой беседу об этих вещах, чтобы, будучи таким образом лучше осведомлены о воле Божьей, мы могли лучше исполнить ее. Итак, по обету святого послушания твоего, повелеваем тебе ожидать нас без промедления и будем приветствовать тебя с любовию.20

Это письмо стало триумфом для врагов Савонаролы, поскольку поставило его в ситуацию, когда он должен был либо закончить свою карьеру реформатора, либо грубо ослушаться Папу. Он боялся, что, оказавшись в папской власти, ему никогда не позволят вернуться во Флоренцию; он может закончить свои дни в темнице Сант-Анджело; а если он не вернется, то его сторонники будут разорены. По их совету он ответил Александру, что слишком болен, чтобы ехать в Рим. О том, что мотивы папы были политическими, стало ясно, когда 8 сентября он написал синьору, протестуя против дальнейшего союза Флоренции с Францией и увещевая флорентийцев не терпеть упреков в том, что они единственные итальянцы, союзники врагов Италии. В то же время он приказал Савонароле воздержаться от проповедей, подчиниться власти доминиканского генерального викария в Ломбардии и отправиться туда, куда прикажет викарий. Савонарола ответил (29 сентября), что его община не желает подчиняться генеральному викарию, но тем не менее он воздержится от проповедей. Александр в примирительном ответе (16 октября) повторил свое запрещение проповедовать и выразил надежду, что, когда здоровье Савонаролы позволит, он приедет в Рим, чтобы быть принятым в "радостном и отеческом духе".21 Там, в течение года, Александр дал проблеме отдохнуть.

Тем временем партия приора вернула себе контроль над Собором и Синьорией. Эмиссары флорентийского правительства в Риме просили Папу снять интердикт на проповеди монаха, убеждая, что Флоренция нуждается в его моральном стимулировании в Великий пост. Александр, по-видимому, дал устное согласие, и 17 февраля 1496 года Савонарола возобновил свои проповеди в соборе. Примерно в это время Александр поручил ученому епископу-доминиканцу изучить опубликованные проповеди Савонаролы на предмет ереси. Епископ доложил: "Святейший отец, этот монах не говорит ничего, что не было бы мудрым и честным; он выступает против симонии и развращения священства, которое, по правде говоря, очень велико; он уважает догматы и авторитет Церкви; поэтому я скорее постараюсь сделать его своим другом - если потребуется, предложив ему кардинальский пурпур".22 Александр любезно послал во Флоренцию доминиканца, чтобы тот предложил Савонароле красную шапку. Монах почувствовал себя не комплиментом, а потрясенным; для него это был еще один случай симонии. Его ответ посланцу Александра гласил: "Приходите на мою следующую проповедь, и вы получите мой ответ Риму".23

Его первая проповедь в этом году возобновила его конфликт с Папой. Это было событие в истории Флоренции. Послушать его пожелала половина взволнованного города, и даже огромный дуомо не смог вместить всех желающих, хотя внутри было так тесно, что никто не мог пошевелиться. Группа вооруженных друзей сопроводила настоятеля в собор. Он начал с того, что объяснил свое долгое отсутствие на кафедре и подтвердил свою полную верность учению Церкви. Но затем он бросил дерзкий вызов Папе:

Настоятель не может давать мне никаких распоряжений, противоречащих правилам моего ордена; Папа не может давать никаких распоряжений, противоречащих милосердию или Евангелию. Я не верю, что Папа когда-либо попытается это сделать; но если бы он это сделал, я бы сказал ему: "Теперь ты не пастор, ты не Римская Церковь, ты заблуждаешься"... Если ясно видно, что повеления начальства противоречат Божьим заповедям, и особенно если они противоречат заповедям милосердия, никто в таком случае не обязан повиноваться..... Если бы я ясно видел, что мой уход из города повлечет за собой духовную и временную гибель народа, я бы не послушался ни одного живого человека, который приказал бы мне уйти... ибо, повинуясь ему, я нарушил бы повеления Господа.24

В проповеди на второе воскресенье Великого поста он в резких выражениях осудил нравы столицы христианства: "Тысяча, десять тысяч, четырнадцать тысяч блудниц - мало для Рима, ибо там и мужчины, и женщины делаются блудницами".25 Эти проповеди распространились по всей Европе благодаря новому чуду - печатному станку - и были прочитаны повсюду, даже султаном Турции. Они вызвали войну памфлетов во Флоренции и за ее пределами, одни из которых обвиняли монаха в ереси и недисциплинированности, другие защищали его как пророка и святого.